Савва Морозов: Смерть во спасение
Шрифт:
— Никто не обижает. Иди, Николай, к дверям. Если и будет обида, она войдет через двери.
— Нэ войдет!
Николай с топотом унесся обратно, врублевские русалки испуганно вздрогнули.
— Ничего здесь не трогать, — отходя к телефону, велел Савва.
Ничего не попишешь, надо звонить Трепову — такому же злокозненному жандарму, как и Плеве.
Обер-полицеймейстер самолично к аппарату, конечно, не подходит. Адъютанты толкутся в приемной. Хорошо, если дежурит та шельма, которая любит заливать глотку коньяком в морозовском
Узнал-таки!
— Какими судьбам, Савва Тимофеевич?
— Бомбовыми! Сам еще не уехал в Петербург?
— Собирается. Сейчас у себя дома. Я чем могу помочь?
— Снаряди-ка, братец, ко мне побыстрее полицию. Какой-то прохвост, кажется, бомбу мне в камин подложил!
— Ай-ай-ай, Савва Тимофеевич! Наши гаврики — аллюр три креста к тебе!
Нет, капитан Джунковский все-таки молодец. В укор генералу Рейнботу тоже ухлестывает за Зинаидой, ну и пускай. Все-таки побаивается Морозова — как бы не подмочил его репутацию по своей горячности. Генерала Трепова в Петербург переводят — его прочат в адъютанты к великому князю Сергею Александровичу — царскому наместнику и правителю Москвы. Видимо, всерьез распорядился, потому что сейчас же встречные звонки пошли:
— Едут!
— Уже!
Строго говоря, ни Трепову, ни Джунковскому делать тут нечего. Поболтать кочергой в камине. если не грохнет. любой дурак сможет. Вот только не надерутся ли его подопечные в каком кабаке по дороге?
Нет, не надрались. В предвкушении, что у Саввы Морозова и получше пойло найдется. Целой оравой, гремя «селедками», на второй этаж взлетели. Во главе с самим капитаном Джунковским.
— Что?
— Когда?
— Где?!
Савва Тимофеевич бронзовой кочергой, с которой расхаживал по залу, ткнул в сторону каминной вьюшки:
— Осторожнее только. Кажется, дело нечисто.
— Не беспокойтесь, Савва Тимофеевич, — заверил Джунковский, — мы даже взрывника прихватили.
Из-за спины его показался не кто иной, как бывший морозовский инженер — Леонид Красин!
Скромно, но изящно одетый, в шляпе и черных перчатках. Он кивнул хозяину, будто и не знавал никогда, но для него явно сказал:
— При полицейском управлении создан антитеррористический отдел. Да, после убийства несчастного генерала Плеве. — чуть заметная улыбка незримо для других в бороде погасла. — Я ведаю разминированием всяких опасных игрушек. Господа! — кивнул своим.
— Прошу всех отойти в дальний угол.
Савва только что распорядился, чтоб полицейские оглоеды, прежде чем подступить к камину, выпили и закусили. Они не чванились. Как же! У Морозова да не выкушать законную чарочку? Сейчас пришлось с рюмками и бутербродами отбегать в безопасное место.
Савва Тимофеевич, конечно, остался у камина. Как же, хозяин!
— Вот, обслуживаю. — был тихий шепот. — Одни ставят бомбы, другие их обезвреживают. Хозяин! — до приказа возвысился голос. — Извольте и вы отойти в сторону.
Савва Тимофеевич отошел к толпящимся следователям и «селедочникам» и тоже принял поданную Джунковским чарку, думая: «Ну дела! Красин. и в полиции?»
Между тем тот осторожно снял с вышки картонную коробку — и мелким-мелким, кошачьим шажком двинулся в сторону лестницы. Кажется, он знал, что это такое. Шествие во двор добрых десяток минут продолжалось. До глухого каменного дровянника — был там когда-то погреб, но его засыпали, а стенам нашли новое применение. Инженер колдовал под прикрытием этих стен. Тем не менее, все толпились поодаль, наблюдая за инженером. Когда он закончил, то позвал:
— Господа, извольте удостовериться.
Он держал в руках запаянную стеклянную колбочку, наполненную какой-то жидкостью. На дне колбочки лежал порядочный кусок свинца.
— Это взрыватель, господа. Соляная кислота, обычный сахар, кое-что еще добавляется. Свинец? Стоит встряхнуть колбу, как свинцовое грузило разобьет ее, образуется гремучая смесь, от которой и сдетонирует динамит. Сам по себе детонатор не опасен, — размахнулся и швырнул колбу шагов на десять.
Раздался хлопок, не громче того, если бы взорвали пару охотничьих патронов.
— Елочная хлопушка!
— Чем забавляются немытые террористы!..
Инженер, смахнув напряжение с лица, — видно, эти полчаса дались ему нелегко, — достал портсигар, одну перчатку сбросил, закурил и повеселевшим голосом откликнулся:
— Да, это только взрыватель. Но динамиту в коробке. — Он развернул завязанный в холщовую тряпицу сверток. — Этого динамиту хватило бы, чтоб весь особняк господина Морозова разнести вдребезги. Думаю, досталось бы домам и на соседней улице. Серьезные шалуны тут баловались!
— Да? — Барон Рейнбот выскочил во двор без шубы. — Шалости? Страсть, как люблю пошалить!
Он схватил оставленный на земле довольно тяжеленький сверток и, дурачась перед выглянувшей с крыльца Зинаидой Григорьевной, запустил на крышу.
Все невольно обернулись на полет свертка. Савва Тимофеевич заметил побледневшее лицо инженера. Тот не скрывал тревоги:
— У вас еще труба есть?
— У меня — труба? — устало отмахнулся Савва Тимофеевич, злясь уже на Красина. — Что вы морочите мне голову! Я разве пароход волжский?
В компании капитана Джунковского засмеялись. Но инженер, ни слова больше не говоря, бросился к пожарной лестнице, которая была нижней ступенькой чуть выше роста человека. Пальто он сбросил на снег. Сильные руки — он легко подтянулся к первой железной перекладине — и буквально по железу поскакал вверх, до карнизной решетки, вдоль нее, а там по некрутой крыше — к трубе, идущей с нижнего этажа. Савва Тимофеевич уже понимал, в чем дело. Вокруг восхищенно чмокали полицейские, таращился на фокусника барон Рейнбот, даже Зинаида уже несколько раз с заднего крыльца вопрошала: «Да что там у вас? Что, скажите мне?»