Во мраке безрадостном ночи,Во мраке безрадостном ночиДушевной больной пустоты,Мне светят лишь дивные очиЕе неземной красоты.За эти волшебные очиЯ с радостью, верь, отдаюМое наболевшее сердце,Усталую душу мою.За эти волшебные очиЯ смело в могилу сойду,И первое, лучшее счастьеВ могиле сырой я найду.А очи, волшебные очи,Так грустно глядят на меня,Исполнены тайной печали,Исполнены силой огня.Напрасно
родятся мечтанья,Напрасно волнуется кровь:Могу я внушить состраданье,Внушить не могу я любовь.Летит равнодушное времяИ быстро уносится в даль,А в сердце холодное бремяИ душу сжигает печаль.
Я вечернею порою над заснувшею рекою...
Я вечернею порою над заснувшею рекоюПолон дум необъяснимых, всеми кинутый, брожу.Точно дух ночной, блуждаю, встречи радостной не знаю.Одиночества дрожу.Слышу прошлые мечтанья, и души моей страданьяС новой силой, с новой злобой у меня в груди встают.С ними я окончил цело, сердце знать их не хотело.Но они его гнетут.Нет, довольно мне страданий, больше сладких упованийНе хочу я и в бесстрастье погрузиться не хочу.Дайте прошлому забвенье, к настоящему презренье.И я в небо улечу.Но напрасны все усилья; тесно связанные крыльяУнести меня не могут с опостылевшей земли.Как и все мои мечтанья, мои прежние страданьяПозабыться не могли.
Люблю я чудный горный вид...
Люблю я чудный горный вид,Остроконечные вершины,Где каждый лишний шаг грозитНесвоевременной кончиной.Люблю над пропастью глухойПростором дали любоватьсяИли неверною тропойВсе выше, выше подниматься.В горах мне люб и божий свет,Но люб и смерти миг единый!Не заманить меня вам, нет,В пустые, скучные долины.
Из-за туч, кроваво-красна...
Из-за туч, кроваво-красна,Светит полная луна,И в волнах потока мутныхОтражается она,И какие-то виденьяВсе встают передо мной,То над волнами потока,То над пропастью глухой.Ближе, ближе подлетают,Наконец, — о страшный вид! —Пред смущенными очамиВереница их стоит.И как вглядываюсь ближе,Боже, в них я узнаюСвои прежние мечтанья,Молодую жизнь свою.И все прошлые желанья,И избыток свежих сил,Все, что с злобой беспощаднойВ нас дух века загубил.Все, что продал я, прельстившисьНа богатство и почет,Все теперь виденьем грознымПредо мною предстает.Полон грусти безотрадной,Я рыдаю, и в горахЭхо громко раздается,Пропадая в небесах.
Искатели жемчуга
От зариМы, как сны.Мы цариГлубины.Нежен, смелНаш размах,Наших телБлеск в водах.Мир красив…Поспешим,Вот отлив,Мы за ним.ЖемчуговИ медузУж готовПолный груз.ПоплыветНаш челнокВсе вперед,На
В этом альбоме писать надо длинные, длинные строки, как нити.Много в них можно дурного сказать, может быть, и хорошего много.Что хорошо или дурно в этом мире роскошных и ярких событий!Будьте правдивы и верьте в дьяволов, если вы верите в бога.Если ж вы верите в дьяволов, тех, что веселое, нежное губят,Знайте, что духи живут на земле, духи робкие, бледные, словно намеки,Вы их зовите к себе, и они к вам придут, вас полюбят,Сказки расскажут о счастьи, правдивые, как эти длинные, длинные строки.
Надпись на «Пути крнквистадоров»
Вере Евгеньевне АренсМикель Анджело, великий скульптор,Чистые линии лба изваял.Светлый, ласкающий, пламенный взорСам Рафаэль, восторгаясь, писал.Даже улыбку, что нету нежнее,Перл между перлов и чудо чудес,Создал веселый властитель Кипреи,Феб златокудрый, возничий небес.
Лето
Лето было слишком знойно,Солнце жгло с небесной кручи,—Тяжело и беспокойно,Словно львы, бродили тучи.В это лето пробегалоВ мыслях, в воздухе, в природеЗолотое покрывалоИз гротесок и пародий:Точно кто-то, нам знакомый,Уходил к пределам рая,А за ним спешили гномы,И кружилась пыль седая.И с тяжелою печальюНаклонилися к бессильюМы, обманутые дальюИ захваченные пылью.
Огонь
Я не знаю, что живо, что нет,Я не ведаю грани ни в чем…Жив играющий молнией гром —Живы гроздья планет…И красивую яркость огняЯ скорее живой назову,Чем седую, больную траву,Чем тебя и меня…Он всегда устремляется ввысь,Обращается в радостный дым,И столетья над ним пронеслись,Золотым и всегда молодым…Огневые лобзают уста…Хоть он жжет, но он всеми любим,Он лучистый венок для Христа,И не может он быть не живым…
Огонь
Он воздвигнул свой храм на горе,Снеговой, многобашенный храм,Чтоб молиться он мог на зареПеременным, небесным огням.И предстал перед ним его бог,Бесконечно родной и чужой,То печален, то нежен, то строг,С каждым новым мгновеньем иной.Ничего не просил, не желал,Уходил и опять приходил,Переменно-горячий кристаллПосреди неподвижных светил.И безумец, роняя слезу,Поклонялся небесным огням,Но собралися люди внизуПосмотреть на неведомый храм.И они говорили, смеясь«Нет души у минутных огней,Вот у нас есть властитель и князьИз тяжелых и вечных камней».А безумец не мог рассказатьНежный сон своего божества,И его снеговые слова,И его голубую печать.