Хиромант, большой бездельник,Поздно вечером, в сочельникМне предсказывал: «Заметь:Будут долгие неделиВиться белые метели,Льды прозрачные синеть.Но ты снегу улыбнешься,Ты на льду не поскользнешься,Принесут тебе письмоС надушенною подкладкой,И на нем сияет сладкий,Милый штемпель — Сан-Ремо!»
Открытие летнего сезона
Зимнее стало, как сон,Вот, отступает все дале,Летний же начат сезонОлиным Salto-Mortale.Время и гроз, и дождей;Только мы назло погодеВсе не бросаем вожжей,Не
выпускаем поводий.Мчится степенный СилачРядом с Колиброю рьяной,Да и Красавчик, хоть вскачь,Всюду поспеет за Дианой.Знают они — говоритьМного их всадникам надо,Надо и молча ловитьБеглые молнии взгляда.Только… разлилась река,Брод, словно омут содомский,Тщетно терзает бока,Шпорит коня Неведомский.«Нет!.. Ни за что!.. Не хочу!»Думает Диана и бьется,Значит, идти Силачу,Он как-нибудь обернется.Точно! Он вышел и ждетВ невозмутимом покое,Следом другие, и вотРеку проехали трое.Только Красавчик на кустПрыгнул с трепещущей Олей,Топот, паденье и хрустГулко разносятся в поле.Дивные очи смежив,Словно у тети Алины,Оля летит… а обрыв —Сажени две с половиной.Вот уж она и на дне,Тушей придавлена конской,Но оказался вполнеНа высоте Неведомский.Прыгнул, коня удержал,Речка кипела, как Терек,И — тут и я отбежал —Олю выводят на берег.Оля смертельно бледна,Словно из сказки царевна,И, улыбаясь, одна,Вера нас ждет Алексеевна.Так бесконечно мила,Будто к больному ребенку,Все предлагала с седлаПереодеть амазонку.Как нас встречали потомДома, какими словами,Грустно писать — да о томВсе догадаются сами.Утром же ясен и чистБыл горизонт. Все остыли.Даже потерянный хлыстВ речке мальчишки отрыли.День был семье посвящен,Шуткам и чаю с вареньем…Так открывался сезонПервым веселым паденьем.
Над морем встал ночной туман...
Над морем встал ночной туман,Но сквозь туман еще светлееГорит луна — большой тюльпанЗаоблачной оранжереи.Экватор спит, пересеченДвенадцатым меридианом,И сон как будто уж не сонПод пламенеющим тюльпаном.Уже не сон, а забытье,И забытья в нем даже мало,То каменное бытие,Сознанье темное металла.И в этом месте с давних пор,Как тигр по заросли дремучей,Как гордость хищнических свор,Голландец кружится летучий.Мертвец, но сердце мертвецаПолно и молний и туманов,Им овладело до концаБезумье темное тюльпанов.Не красных и не золотых,Рожденных здесь в пучине теснойТ……. что огненнее их,Тюльпан качается небесный.
Этот город воды, колоннад и мостов...
Этот город воды, колоннад и мостов,Верно, снился тому, кто, сжимая виски,Упоительный опиум странных стихов,Задыхаясь, вдыхал после ночи тоски.В освещенных витринах горят зеркала,Но по улицам крадется тихая темь,А колонна крылатого льва подняла,И гиганты на башне ударили семь.На соборе прохожий еще различитВизантийских мозаик торжественный блескИ услышит, как с темной лагуны звучитВозвращаемый медленно волнами плеск.
Ольге Людвиговне Кардовской
Мне на ваших картинах яркихТак таинственно слышнаЦарскосельских столетних парковУбаюкивающая тишина.Разве можно желать чужого,Разве можно жить не своим…Но и краски ведь тоже слово,И узоры линий — ритм.
Т.
П. Карсавиной
Долго молили мы вас, но молили напрасно,Вы улыбнулись и отказали бесстрастно.Любит высокое небо и древние звезды поэт,Часто он пишет баллады, но редко он ходит в балет.Грустно пошел я домой, чтоб смотреть в глаза тишине.Ритмы движений не бывших звенели и пели во мне.Только так сладко знакомая вдруг расцвела тишина.Словно приблизилась тайна иль стала солнцем луна.Ангельской арфы струна порвалась, и мне слышится звук.Вижу два белые стебля высоко закинутых рук.Губы ночные, подобные бархатным красным цветам…Значит, танцуете все-таки вы, отказавшая там!В синей тунике из неба ночного затянутый станВдруг разрывает стремительно залитый светом туман.Быстро змеистые молнии легкая чертит нога —Видит, наверно, такие виденья блаженный Дега,Если за горькое счастье и сладкую муку своюПринят он в сине-хрустальном высоком господнем раю.…Утром проснулся, и утро вставало в тот день лучезарно.Был ли я счастлив? Но сердце томилось тоской благодарной.
Марии Левберг
Ты, жаворонок в черной высоте,Служи отныне, стих мой легкокрылый,Ее неяркой, но издавна милойТакой средневековой красоте.Ее глазам, сверкающим зарницам,И рту, где воля превзошла мечту,Ее большим глазам, двум странным птицам,И словно нарисованному рту.Я больше ничего о ней не знаю,Ни писем не писал, ни слал цветов,Я с ней не проходил навстречу маюСредь бешеных от радости лугов.И этот самый первый наш подарок,О жаворонок, стих мой, может быть,Покажется неловким и случайнымЕй, ведающей таинства стихов.
Твоих единственных в подлунном мире губ...
Твоих единственных в подлунном мире губ,Твоих пурпурных, я коснуться смею.О слава тем, кем мир нам люб,Праматери и змею.И мы опьяненыСловами яркими без меры,Что нежность тела трепетной женыНежней цветов и звезд, мечтания и веры.
Надпись на книге «Колчан»
У нас пока единый храм,Мы братья в православной вере,Хоть я лишь подошел к дверям,Вы ж, уходя, стучитесь в двери.
Командиру 5-го Александровскго полка (Никитину)
В вечерний час на небосклонеПорой промчится метеор.Мелькнув на миг на темном фоне,Он зачаровывает взор.Таким же точно метеором,Прекрасным огненным лучом,Пред нашим изумленным взоромИ вы явились пред полком.И, озаряя всех приветно,Бросая всюду ровный свет,Вы оставляете заметныйИ — верьте — незабвенный след.
Что я прочел? Вам скучно, Лери...
Что я прочел? Вам скучно, Лери,И под столом лежит Сократ,Томитесь вы по древней вере?— Какой отличный маскарад!Вот я в моей каморке теснойНад вашим радуюсь письмам.Как шапка Фацета прелестнаНад милым девичьим лицом.Я был у вас, совсем влюбленный,Ушел, сжимаясь от тоски,Ужасней шашки занесенной,Жест отстраняющей руки.Но сохранил воспоминаньеО дивных и тревожных днях,Мое пугливое мечтаньеО ваших сладостных глазах.Ужель опять я их увижу,Замру от боли и любвиИ к ним, сияющим, приближуТатарские глаза мои?!И вновь начнутся наши встречи,Блужданья ночью наугад,И наши озорные речи,И острова, и Летний сад?!Но, ах, могу ль я быть не хмурым,Могу ль сомненья подавить?Ведь меланхолия амуромХорошим вряд ли может быть.И, верно, день застал, серея,Сократа снова на столе,Зато «Эмали и камеи»С «Колчаном» в самой пыльной мгле.Так вы, похожая на кошку,Ночному молвили «прощай» —И мчит вас в психоневроложку,Гудя и прыгая, трамвай.