Сборник юмора из сетей
Шрифт:
Старик приставил ладонь к уху и слушал, медленно наливаясь яростью.
– По-русски говорить!
– вдруг прохрипел он, пристукнув палкой по земле.
Туристы с удивлением воззрились на старика.
– Я... не понимаю...
– растерялась переводчица.
– Это немецкие туристы. Почему по-русски?
– Я знать должен! Я здесь командую! Перевести все, что говорила! потребовал старик, вновь втыкая палку в землю.
– Я говорила... Про профессора Преображенского... Что, несмотря на многочисленные приглашения
– Так бы его и пустили, контру...
– пробормотал старик.
– Что вы сказали?
– спросила переводчица, но ее перебила туристка, задавшая какой-то вопрос.
– Она спрашивает, почему для института было выбрано место вдали от города?
– спросила переводчица.
– Собак здесь много. Бродячих, - смягчившись, объяснил старик.
– Он собак резал. Слышали, небось, - "как собак нерезанных"?.. Из Дурынышей пошло.
Переводчица перевела на немецкий. Старик напряженно вслушивался, не отрывая ладони от уха. Последовали дальнейшие вопросы, на которые старик, почувствовав важность своего положения, отвечал коротко и веско.
– Что здесь сейчас?
– Больница. Раньше собак резали, теперь людей мучают.
– Правда ли, что у профессора Преображенского были проблемы с советской властью?
– Контра он был, это факт, - кивнул старик.
– Мы слышали, что в этом институте проводились секретные опыты по очеловечиванию животных, в частности, собак...
– сказал пожилой немец.
Старик, услыхав перевод, вдруг мелко затрясся, глаза его налились кровью.
– Не сметь! Не сметь называть собакой!
– почти пролаял он, наступая на немца.
– Он герой был!
Переводчица поспешно объяснила гостю по-немецки, что слухи о таких операциях не подтверждены, это, скорее, легенда, порожденная выдающимся хирургическим талантом Преображенского. Старик подозрительно вслушивался, потом, наклонившись к уху переводчицы, прошептал:
– Полиграф собакой был, точно знаю. Этого не переводи...
И, круто повернувшись, зашагал к дверям больницы.
Борменталь в своем кабинете отодвинул занавеску, взглянул в окно. "Икарус" медленно отъезжал от больницы. Доктор вернулся к столу. Медсестра Катя возилась с инструментами у стеклянного шкафа.
– И часто ездят?
– спросил Борменталь.
– Последнее время зачастили. Раньше-то никого не было...
– ответила Катя.
Распахнулась дверь кабинета, и на пороге возник знакомый уже старик. Он был уже без шинели и палки, в офицерском кителе без погон, но с орденской планкой.
Борменталь поднял голову от бумаг.
– Понятых прошу занять места!
– четко произнес старик.
– Как вы сказали?
– не понял Борменталь.
– Дмитрий Генрихович, это Швондер. Не обращайте внимания, он всегда так говорит. Привычка, - чуть
– Катя...
– Борменталю стало неловко от того, что Швондер может услышать.
– Да он почти глухой, - Катя подошла к Швондеру, громко прокричала ему в ухо: - Проходите, Михал Михалыч, садитесь! Это наш новый доктор!
Старик сделал несколько шагов и опустился на стул перед столом Борменталя.
Борменталь нашел историю болезни.
– Швондер Михаил Михайлович, девятьсот третьего года рождения, ветеран КГБ, персональный пенсионер союзного значения...
– прочитал он на обложке.
– На что жалуетесь, Михаил Михайлович, - обратился он к Швондеру.
– Здесь спрашиваю я, - сказал Швондер.
– Фамилия?
– Моя? Борменталь, - растерялся доктор.
– Громче. Не слышу.
– Борменталь!
– крикнул доктор.
– Статья пятьдесят восьмая, пункт три, - подумав, сказал старик. Неистребима гнида.
Борменталь не находил слов.
– Опять заскок, - привычно сказала Катя, снова подошла к Швондеру. Не дурите, больной! Не старый режим!
– крикнула она ему в ухо.
Швондер сразу обмяк, жалобно взглянул на Борменталя.
– Суставы у меня... Болят...
– Артроз у него, Дмитрий Генрихович, - сказала Катя, помогая Швондеру пройти к накрытому простыней топчану и раздеться.
– Диагноз ставлю я, запомните, - Борменталь мыл руки.
Он подошел к лежащему на топчане Швондеру в трусах и в майке, ощупал колени.
– Снимок делали?
– спросил он.
– А?
– отозвался Швондер.
– Полно снимков, - Катя протянула доктору пакет черной бумаги.
Борменталь вынул рентгеновский снимок, посмотрел на свет.
– Борменталь... Иван Арнольдович... Не ваш родственник?
– слабым голосом спросил старик.
– Это мой дед.
– Враг народа, - доверительно сообщил Швондер.
Борменталь оторвался от снимка.
– Иван Арнольдович посмертно реабилитирован в пятьдесят девятом году, - веско сказал он.
– А вы что, его знали?
– спросил он, снова ощупывая колени старика.
– Громче, - потребовал Швондер.
– Знали его?!
– наклонился Борменталь к старику.
– Как же. Доводилось. Контра первостатейная.
– Да как вы може...
– Борменталь смешался.
– Не обращайте внимания, Дмитрий Генрихович. У него все контры, сказала Катя.
– Да, да, да...
– кивал старик.
– Вы заходите ко мне, я вам кое-что покажу интересное... Внук за деда не отвечает.
Коттедж Швондера, где старик жил в одиночестве, помещался на самом краю бывшего поселка сотрудников профессора Преображенского. Темный дом, в котором светилось лишь одно окно, заброшенный двор с каменным гаражом-сараем... В деревне выли собаки, кричали кошки.