Сборник
Шрифт:
После долгого молчания она сказала: - Хорошо, Томми. У тебя пистолет, ты сказал?..
Она вдруг прижалась к нему еще крепче.
– Ох, Томми, ты уверен, что мы всегда будем вместе вот как теперь?
– Всегда, - прошептал он и поцеловал ее.
– Как теперь.
Последовало долгое молчание, во время которого они были неподвижны. Потом вдруг они снова сидели, как в тот момент, когда я их увидел, и он сказал: - У нас есть только один выход.
Она сказала: - Томми, не надо так говорить!
А он сказал:
– А что еще мы можем сделать? Я люблю тебя три года, и...
И
Мне стало нехорошо. Я выскочил на улицу. Кажется, до меня стало доходить, в чем тут дело. Продавец назвал это "талантом". Я ведь в своем уме, правда? Во всяком случае, психом я себя не чувствовал. Снадобье открыло мои глаза для нового мира. Этот мир...
...Это был мир, населенный призраками. Они жили здесь - приведения из детских книг, призраки, духи, кладбищенские страхи и просто бедные неприкаянные души. Все, что положено для историй о сверхъестественном, все, что мы слышали, чему не верили на людях и о чем с замиранием сердца думали наедине с собой. Ну так что же? Какое ко мне-то все это имеет отношение?
Шло время, и довольно скоро я почти привык к моему новому миру, все больше раздумывая над этим вопросом - то есть о том, какое он имеет отношение ко мне. Стало быть, я купил - вернее, получил в подарок - талант. Я мог видеть призраков. Я мог видеть мир духов, даже его призрачную растительность. Причем все это было вполне объяснимо - я имею в виду деревья, птиц, мох, цветы и прочее. Призрачный мир - это тоже мир, он похож на наш, и значит в нем должны быть животные и растения, И я все это видел, а духи меня - нет.
Хорошо; но какую выгоду можно извлечь из этого? Нет смысла рассказывать или писать об этом мире - мне все равно не поверят. К тому же я, судя по всему, обладаю чем-то вроде монополии на контакт с призрачным миром; так с чего бы мне делиться с кем-либо?
Да, но чем делиться?
Решительно не видел я никакой выгоды для себя в этом "таланте". Мне была нужна подсказка. И вот на шестой день после того как я принял снадобье, я сооб-разил, что если и получу такую подсказку, так только в "Борговле тутылками".
Я в это время был на Шестой авеню, пытался отыскать в магазинчике "Всё за $ 5.10" что-нибудь для Джинни. Она, правда, не могла трогать вещи, которые я ей приносил, но с удовольствием разглядывала книжки с картинками и прочие вещи, на которые можно просто смотреть. А когда я принес ей книжечку с фотографиями поездов начиная с "Де Витт Клинтон", то даже сумел приблизительно установить, сколько времени она уже ждет (я спрашивал, какие поезда она видела). Вышло что-то вроде восемнадцати лет...
Так вот, я сообразил насчет "Борговли тутылками" и направился на Десятую авеню. Старикашка должен мне помочь - я чувствовал это.
Добравшись до Двадцать первой улицы, я остановился перед глухой стеной. Ничего и никого, и никаких признаков магазина. Короче, вернулся я назад, так и не узнав, что же мне делать с моим "талантом"...
Как-то вечером мы с Джинни сидели и беседовали о том и о сем, как вдруг к нам затесалась человеческая нога и повисла между нами - призрачная, слегка отекшая нога, отрезанная чуть выше колена. Я отшатнулся, а Джинни легонько оттолкнула ее. Нога согнулась от толчка, отлетела к окну и просочилась в щелку внизу, точно сигаретный дым. За окном нога восстановила свою форму, пару раз стукнулась в стекло, а потом улетела, как воздушный шарик.
– Боже всемогущий!
– выдохнул я.
– Что это было?
Джинни рассмеялась.
– Да ничего, просто одна из этих штук, которые все время летают вокруг. Ты что, испугался? Я раньше тоже пугалась, но их тут так много, что я привыкла к ним. Мне только не нравится, когда они на меня натыкаются.
– Но что это такое, ради всех мерзостей?
– Ну, просто части.- Джинни была сама непосредственность.
– Части чего?
– Людей, конечно. Глупый! Это, по-моему, такая игра. Понимаешь, если кто-то поранится и потеряет часть себя, ну, например, палец или ухо внутреннюю часть, я хочу сказать, вроде как я - это внутренняя часть той "меня", которую унесли отсюда,-так эта часть отправляется туда, где до того жил этот человек. Потом - туда, где он жил еще раньше. Она, часть эта то есть, летает не очень быстро. А потом что-нибудь случается с самим человеком, и тогда его "внутренняя часть" идет искать все, что он порастерял. И собирает себя по кусочкам. Вот, смотри!
Она выхватила из воздуха какой-то прозрачный лоскуток и зажала в прозрачных пальчиках.
Я нагнулся поближе и присмотрелся. Это был сморщенный кусочек человеческой кожи.
– Наверно, кто-то порезал палец, - спокойно пояснила Джинни, - когда жил в этой комнате. А когда с ним что-нибудь случится, он вернется сюда за этим кусочком, вот увидишь!
– Господи, - только и сказал я.
– И что, так со всеми бывает?
– Не знаю. Некоторым приходится оставаться на месте - мне, например. Но наверно, если ты вел себя хорошо и не заслужил, чтобы тебя держали на одном месте, ты должен ходить и собирать все, что потерял.
Н-нда. Признаться, я представлял себе загробную жизнь более интересной.
Несколько дней подряд я встречал унылого серенького призрака, шатавшегося по улице вверх и вниз. Он всегда был на улице, не заходил в дома. И все время хныкал. Он был - вернее, он когда-то был - никчемным человечишкой, носившим котелок и крахмальный воротничок. Он не обращал на меня внимания, как и прочие призраки, - я был невидим для них всех. Но я так часто видел его, что, если бы он ушел куда-нибудь в другое место, я, пожалуй, стал бы скучать по нему. Я решил поговорить с ним как только встречу в следующий раз.
Как-то утром я остановился у своего крыльца, стал ждать и довольно скоро увидел своего серенького. Он шел, пробираясь среди плавающих в воздухе штуковин. Его кроличья физиономия была сморщена, грустные глаза запали, но старомодный фрак и полосатый жилет были в безукоризненном состоянии. Я заступил ему дорогу и сказал:
– Привет.
Он так и подпрыгнул и убежал бы наверняка, если бы только понял, откуда идет голос.
– Спокойно, приятель,- остановил его я, - я тебе плохого не сделаю.