Сборников рассказов советских писателей
Шрифт:
— Горе твоему отцу, дочка!
Перевод с грузинского Ю. Нагибина и С. Серебрякова
Геннадий Юшков
Месяц в городе
Можно было улететь самолетом и через какой-нибудь час оказаться дома, но Турков не торопился, решил добираться теплоходом. Будет в дороге целые сутки наедине с самим собой. Достаточно времени, чтобы все обдумать, понять, разобраться. А разобраться в случившемся ему надо непременно. Он взял билет, в гомонящей толпе пассажиров поднялся на раскаленный от солнца,
И, когда осталась позади пристань, уходя вбок, заслоняясь береговым обрывом, Турков с пугающей отчетливостью почувствовал всю краткость предстоящей дороги. Сутки… Всего сутки. У Туркова сжалось, замерло сердце. Он пробовал успокоиться, твердил себе, что никакой беды нету, что он придумал ее, вообразил, что спустя месяц-другой будет смеяться над своими страхами… А сердце сжималось, будто в холодном кулаке его стискивали.
Сельских учителей регулярно вызывают в город — повышать квалификацию. Бурно развивается педагогическая наука, того и гляди, отстанешь от передовых веяний. И вот в разгар лета, по самой жаре, отправляются сельские преподаватели в областные и районные центры, чтобы самим превратиться в учеников, После учебного года хочется отдохнуть, покопаться на приусадебном участке, заняться подзапущенным хозяйством, а тут корпи над конспектами в душном классе, и питайся бог знает чем, и живи неизвестно где… В гостиницах мест не бывает, скромных учителей размещают по частным комнатам и углам, будто «диких» туристов. Тяжко достается современный уровень знаний… Вот так и прибыл Турков нынешним летом в город и стал жильцом покосившегося подслеповатого дома на окраинной улице.
Комнату ему сдавала шустрая словоохотливая старушка, которую все соседи звали неизменно: бабка Ударкина.
Потирая сухие, в черных трещинках руки, бабка Ударкина сразу сообщила, что пускает жильца с неохотой, что ей нужен покой, который всяких денег дороже, и что из-за того покоя, она и осталась тут доживать, в родительском дому, а не переехала к внучке с горячей водой и газом.
— Да ваш закоулок тоже снесут, — сказал Турков.
Бабка Ударкина моментально ответила, что прежде ее самое вынесут из родительского дома вперед ногами, что никакие отдельные квартиры ей не нужны, а нужен только покой, хоть и с удобствами на дворе.
После знакомства с бабкой стало совершенно ясно, какое тут предстоит житье-бытье. Турков помянул черта, затосковал, уселся на лавочку перед калиткой.
По грязной от дождей улице шествовали гуси, их торчащие шеи были помазаны синими чернилами. Мальчишки катались на велосипеде с моторчиком. Моторчик трещал оглушительно, вся его сила превращалась в звук. Соседние домики тоже были пузаты, неряшливы, с поломанными заборами — улица сознавала свою обреченность и словно бы гордилась запустением.
Вот люди, думал Турков. Вот люди. Пока переберутся в новые квартиры, привыкнут к безалаберности и уже не отвыкнут. Оттого и все лифты ободранные, и на лестницах грибы растут.
— Топор найдется? — спросил он бабку Ударкину, вышедшую из калитки. Судя по одежде, бабка намеревалась гулять: переливался на ней импортный плащик из «болоньи», вспархивала на голове косыночка с рисунками доисторических автомобилей, зонтик торчал под мышкой.
— Зачем топор? — спросила бабка, насторожась.
— Да хоть крыльцо поправлю. В темноте-то все ноги поломаешь.
— И
Очевидно, бабка полагала, что починенное крыльцо помешает ей спокойно дожить остаток дней. Вот люди. Ну, люди…
Бабка ушла, звонко шурша подолом «болоньи», а вскоре из другой половины дома показалась молоденькая женщина, тоже нарядно одетая, в косыночке и с зонтиком. Она подталкивала в спину мальчика лет четырех, который боялся спускаться по гнилым ступенькам.
— Здравствуйте, — сказал Турков. — Тренируете ребеночка?
— То есть как?..
— Приучаете к опасностям?
— А-а, вы про ступеньки… — улыбнулась женщина. — Да ничего, мы уже привыкли. Прыгай, Женечка, прыгай.
— Из окна не пробовали? — спросил Турков. — Из окна и через дыру в заборе. Очень удобно. И очень пригодится ребеночку в будущей самостоятельной жизни.
Турков не мог справиться со своей злостью. Он взрывался, когда вот такое видел. Ну, люди! Наверняка эта юная мадам — хозяйкина родственница, еще одна внучка или племянница, поселившаяся здесь в поисках покоя. Восемь с половиной квадратных метров площади, удобства на дворе и полный покой. Зато, когда он кончится, государство выделит квартирку.
— А вы, наверно, новый жилец? — спросила женщина.
— Угадали.
— Приятное будет соседство, — сказала женщина.
— Да уж. Предвкушаю.
— Мы тебя выгоним, — глядя исподлобья, проговорил мальчик. — Ты к нам лучше не приходи.
— Хорошо, дитя, я воздержусь.
— И не говори потом, что дверями ошибся!
— Вот как? — сказал Турков. — М-да. Не беспокойся, дорогой товарищ, я помню, что моя дверь налево. А другими дверьми я обычно не интересуюсь.
Он приоткрыл перед женщиной с мальчиком калитку, висевшую на одной петле, и пропустил обоих на улицу. Мальчик побежал по лужам, распугивая гусей с чернильными загривками. А женщина даже походкой, даже спиной в «болонье» выразила негодование. Ну, люди… Туркову захотелось отыскать все-таки топор, а еще лучше колун, чтоб потяжелее, и разнести в щепки не только крыльцо, но и всю эту хибару.
Не терпел он таких людей и такой жизни.
Десять лет назад в городе был всего один институт — педагогический, — и Виталий Турков, закончив с золотой медалью школу, поступил в него учиться, хоть и не мечтал о профессии педагога.
Просто так нужно было. Отец Виталия не вернулся с войны, мать работала в колхозе, поднимая на нога троих детей. Жили всегда без лишнего достатка, и Виталий, будучи школьником, уже подрабатывал — то на колхозной ферме, то на лесопункте. Была профессия, которая его влекла — капитан дальнего плавания, — но, чтобы ее получить, надо было уехать далеко от дома, бросив и мать, и двух малолетних сестренок. А из педагогического института до родной деревни недалеко, можно наведываться каждое воскресенье, не говоря уже о каникулах. И Виталий пошел в педагоги.
Выбрал факультет посерьезней — математический. Учился прилежно, старательно, не шаляй-валяй. Закончил, правда, без отличия, но с хорошими оценками.
Потом его взяли в армию, отслужил два года в ракетных войсках, вернулся домой лейтенантом запаса. Заглянул в министерство, получил направление в сельскую школу, чтобы снова оказаться поближе к матери.
— Не женишься, Виталик? — спросила мать.
— Пока не думаю, — сказал Турков.
— И на примете никого?
— Я, мама, разборчив. Не скоро подходящую найду…