Счастье Мануэлы

Де Марко Анжела

А Фернандо сидел в гостиной и делал вид, что читает газету.

— Я могу вас побеспокоить, сеньор? — решительно начала Бернарда, приблизившись к Салиносу.

Хозяин отложил в сторону газету.

— Да, пожалуйста.

— Я хотела бы обсудить с вами одну вещь, — домоправительница тяжело вздохнула.

Заметив, что женщина чем-то обеспокоена, Фернандо постарался придать своему голосу сочувствующую интонацию.

— Да, конечно… В чем дело?

— Я по поводу портрета, — начала

Бернарда и опустила глаза. — Мне не хочется вмешиваться ни в чьи дела, но… Я думаю, что его надо перенести в другое место.

— Как перенести?.. — удивился Салинос. — Куда?

— Не знаю… — на мгновение Бернарда замолчала, а потом решительно продолжила: — Туда, где сеньора Мануэла не сможет его видеть.

— Что вы такое говорите? — вспылил Фернандо, подумав, что антипатия у домоправительницы и его жены взаимная.

— Совершенно очевидно, что этот портрет крайне раздражает сеньору, — в голосе Бернарды появились стальные нотки. — Настолько, чтобы вызвать сеньора Уильсона, чтобы тот стер эти отвратительные полосы, которыми она обезобразила лицо…

У Салиноса застучало в висках. Мужчине вдруг показалось, что он ослышался.

«Нет, не может же Бернарда подозревать Мануэлу…» — промелькнула непрошенная мысль, и Салинос переспросил:

— Обезобразила?.. Кто?..

Домоправительница, убедившись, что заставила сеньора засомневаться, тут же замялась.

— Этого, к сожалению, мы никогда не узнаем, потому что очевидные улики уже уничтожены, — женщина сказала это тихим голосом и, неслышно ступая, удалилась.

Фернандо вдруг вспомнил испачканную краской ладонь жены и ужаснулся своим подозрениям.

«Нет, Мануэла не способна на такое… — принялся переубеждать он себя и тут же подумал: — Хотя она так настаивала, чтобы портрет вообще убрали из дома…»

Вечером каждый из семейства Салиносов занимался исключительно своими делами, и Мануэла, позабытая всеми, уединилась в спальне и, поудобнее устроившись на кровати, с грустью вспоминала о детстве, проведенном в Контьяго-Секо. Неожиданно ее мысли прервал негромкий стук в дверь, а еще через мгновение в спальню осторожно зашла Селеста.

— Извините, сеньора, — с порога бросила она. — Я лишь на минутку.

— Я слушаю тебя, — Мануэла недоумевающе взглянула на служанку, стараясь догадаться о целях ее визита.

— Сеньор Уильсон… — робко произнесла та. — Он хотел увидеть вас.

— Зачем?

— Не знаю. Он лишь попросил, чтобы вы, когда сможете, зашли к нему.

Такая просьба озадачила Мануэлу еще больше.

— Хорошо, я зайду, — кивнула она и не спеша слезла с кровати.

Служанка незаметно удалилась. А Мануэла, долго не раздумывая над странной просьбой, решила немедленно отправиться в небольшую

комнатку у гостиной, где еще с утра трудился Арт.

Приоткрыв дверь импровизированной мастерской и застав художника за работой, девушка робко произнесла:

— Мне сказали, что ты хотел со мной о чем-то поговорить…

— Я хотел попросить об одной услуге, — откликнулся тот, не отрываясь от полотна.

Мариана сделала несколько несмелых шагов.

— Я слушаю…

Уильсон наконец-то повернул голову и совершенно серьезно предложил:

— Я хочу, чтобы ты мне позировала.

Сказав это, он указал глазами на портрет Исабель.

— Что?! — только и смогла воскликнуть пораженная Мануэла.

Арт, вытирая о полотенце руки, подошел поближе к хозяйке дома.

— Видишь ли, — мягко проговорил он, — мне необходимо восстановить лицо Исабель, и я подумал, что ты сможешь мне позировать…

— Я не Исабель! — решительно отрезала Мануэла, намереваясь тут же покинуть мастерскую.

— Я не хочу, чтобы ты сердилась, Мануэла, — попытался остановить хозяйку Арт. — Но дело в том, что мне нужна натура.

— Чего же проще! Обратитесь к Бернарде, у нее есть фотография, — едва сдерживаясь от возмущения, посоветовала Мануэла.

Арт на мгновение задумался, но потом отрицательно покачал головой.

— Я хочу написать твое лицо, потому что в нем есть та чистота и непосредственность, которой у Исабель не было. Твои глаза, например…

— Почему бы тебе не сделать это с помощью фотографии? — вновь перебила Мануэла, считая такое заявление художника оскорбительным для себя.

Арт пожал плечами.

— Я не могу…

Прочитав недоверие в глазах девушки, художник возвратился к полотну и повернул его.

— Вот, посмотри, — произнес он и, указав на белый овал, заменивший лицо прежней хозяйки, бессильно развел руками. — Теперь ты понимаешь?

Мануэла не ответила.

— Я должен писать лицо заново, — пояснил художник и многозначительно закончил: — Твое лицо — ее лицо…

Услышав такое откровение, Мануэла хотела решительно возразить, но вдруг почувствовала, что дар речи покинул ее. Несколько мгновений судорожно глотая воздух, девушка, наконец, ответила:

— Исабель умерла, и мне кажется, это будет нехорошо, если я буду позировать для ее портрета.

— Тем не менее, если ты согласишься, это будет очень благородно с твоей стороны, — совершенно не смутившись, продолжил Арт. — Я полагаю, что за это Фернандо будет только благодарен тебе… Да и не только Фернандо, а все, кто живет в этом доме и кто любил Исабель.

Уверенный тон художника заставил Мануэлу засомневаться в том, правильно ли она поступает, отказываясь от этого предложения.