Счастье в награду
Шрифт:
— Возможно. — Лукас замолчал и нахмурился. А потом произнес еле слышно, одними губами: — На самом деле, Гален, я завел этот разговор для того, чтобы рассказать вам о Дженни.
Дженни. Дженнифер Луиза Кинкейд. Любимая дочь и единственный ребенок писателя Лоренса и балерины Изабелль, умершей родами. После ее смерти Лоренс отказался от шума и блеска Бродвея ради возможности самому воспитывать малышку.
Отец и дочь поселились в графстве Вестчестер, в округе Чатсуорт. Несколько состоятельных семейств, имевших недвижимость в непосредственной близости от Нью-Йорка, создали здесь что-то вроде небольшой изолированной общины. Дженни росла в чудесном поместье под названием
Так состоялась первая встреча шестилетней Дженни Кинкейд и Лукаса Хантера, трех лет от роду. Это была самая главная встреча в его жизни. Не по годам серьезный и вдумчивый мальчик, удивительно правильно для своих лет понимавший все, что происходит вокруг, стал целиком и полностью принадлежать Дженни. Он словно обладал неким древним знанием и был сродни суровым и замкнутым мудрецам прошлого. Воспитанием Лукаса пыталось заниматься множество нянек. И ни одна не выстояла перед придирками вечно возмущенной Елены и холодной отрешенностью своего маленького подопечного.
Лукас рос молчаливым ребенком. Так же как и Дженни — в общем понимании этого слова.
Глухонемая от рождения, Дженнифер Луиза Кинкейд была настоящей болтушкой и не умолкала ни на минуту. Говорили ее выразительные изящные руки, подчас превращавшиеся в самостоятельный живой вихрь.
И уж кто-кто, а Дженни не стеснялась вертеть своим названым младшим братцем, как ей вздумается. Отточенные повелительные жесты-приказания сыпались на Лукаса один за другим, хотя по большей части относились равным образом и к ней самой. «Лукас! Нам нужно немедленно почистить грязные башмаки!» Или — умудряясь упираться руками в бока между очередной серией жестов — «Лукас, если мы слопаем все эти сладости, приготовленные на Хэллоуин, то станем такими толстыми, что не пролезем в двери!»
Дженни без конца болтала с помощью своих выразительных, пластичных рук прирожденной балерины. Она и в танце была подобна матери и так же легко проделывала самые сложные пируэты. Но Дженни беспрекословно останавливалась всякий раз, бросала все дела, если Лукас хотел ей что-то сказать.
Такими же жестами.
Годы спустя Лукас Хантер в тонкостях освоит классический английский язык, на котором не стыдно говорить с самой королевой, — строгий, элегантный и в …то же время бесцветный, несмотря на прекрасную дикцию и стиль. Но этот язык так и останется для него вторым.
Потому что первым был тот, на котором он говорил со своей названой сестрой.
Лукас умел говорить жестами, как Дженни и Лоренс.
И хотя она никогда не пыталась Произносить слова, но с волшебной легкостью читала по губам. Прекрасное зрение позволяло ей частенько озорничать — правда, это никогда не выходило за рамки дружеской шутки, — пересказывая разговор, не предназначенный для чужих ушей.
Она показывала Лукасу с лукавой улыбкой: «Ты слышал, что я сейчас видела?»
Они прожили в Беллемиде целых шесть лет. Лукас, Дженни и Лоренс. А что же Елена? Ей полагалось обрести счастье и покой в качестве возлюбленной хозяина роскошного поместья. Но этого не случилось. Лоренс так и не разлюбил свою Изабелль. Он сохранил ей верность навсегда. Поэтому Елена Синклер жила сама по себе в Манхэттене, а Беллемид на шесть долгих счастливых лет стал для
Лукас никогда не забудет это удивительное безмятежное время, когда мир еще поражал его свежим сиянием красок, не омраченных печалью и горем. Там, в Беллемиде, у него была настоящая семья, и в то же время они являлись членами еще большей семьи — замкнутого сообщества богатых и влиятельных людей, которым так нравились покой и безопасность Чатсуорта.
И получалось, что за Лукасом Хантером присматривали сразу три старшие сестры: Дженни, Марианна и Фрэн. Благодаря Лукасу Дженни смогла подружиться с двумя другими девочками. Ни Фрэн, ни Марианна не умели изъясняться жестами — да им и не потребовалось этому учиться. Дженни читала у подруг по губам, показывала свой ответ, и Лукас в точности озвучивал его.
Окружавший мальчика мир казался вполне совершенным, ослепительно чистым и свежим, и в этом безмятежном сиянии немудрено было проглядеть затаившуюся в углу тьму, пока не стало слишком поздно. Лукас почувствовал эту темную тайную угрозу за два дня до того, как сияющая сказка рассыпалась на куски… в последнюю неделю января, когда Дженни исполнилось двенадцать, а ему девять лет… и землю укутывал девственный снежный покров.
Он еще не имел понятия о том, откуда берется эта тьма и что означает ее появление. Прошли многие годы, прежде чем он научился понимать этот язык, неподвластный ни Дженни, ни преподавателям английского. А тогда ему было всего девять лет, и все, что он знал, — это ощущение чего-то чудовищного, непрошено ворвавшегося к нему в душу.
И от дьявольской бесцеремонности случившегося у Лукаса разрывалось сердце, стыла в жилах кровь, а душу терзали неведомые, мрачные чувства. Тогда он еще не знал их названий. Похоть, ярость, безумие и сладострастие. Потом через много лет он волей-неволей познает их все.
Но в ту последнюю неделю января Лукас не верил в какое-то «потом». Он не сомневался, что смерть скоро придет за ним, и хотел умереть, не зная иного способа покончить с наваждением, державшим в плену его рассудок.
Лукас отлично помнил ночь, когда его впервые посетили эти ощущения. Они развеялись через секунды, показавшиеся ему веками. Но вскоре они вернулись опять, чтобы когтями боли вцепиться в обмиравшее от ужаса сердце и поселиться там надолго, изменив Лукаса Хантера навсегда.
При свете дня дьявол отступил, оставил его в покое. Но воспоминания о боли и страхе остались, порождая смутную тревогу, отравившую всю радость зимней сказки.
Лукас пошел с Дженни погулять в «парке» — так назывался просторный луг между поместьями, на котором собиралась играть вся чатсуортская детвора. Девочка вытащила его с собой чуть ли не силой. И не ради переводческих талантов Лукаса. Нет. У нее давно уже не возникало проблем в общении с Марианной и Фрэн. Просто Дженни непременно хотелось, чтобы названый брат разделил с ними прелесть этого чудесного дня. Да и при возведении снежной крепости, по общему мнению всех трех девочек, без помощи Лукаса им было никак не обойтись.
Но он ни в чем не участвовал. Просто стоял в сторонке и следил за ними — подавленный, отрешенный, терзаемый тревогой. Лукас чувствовал себя слишком чуждым этому светлому миру счастья. Он не сходил с места, настороженный и бдительный, среди всей этой веселой суеты и готовился дать отпор… чему?
Лукас и сам не знал толком и не мог ничего объяснить, пока не стало слишком поздно, пока он не понял, что видит перед собой то самое чудовище из ночного кошмара. Только сейчас монстр аккуратно спрятал клыки и когти, весело смеялся и предлагал окружающим улыбнуться пошире.