Счастье в награду
Шрифт:
Белая лужайка по-прежнему оставалась пустой и безжизненной. Хотя нет, не совсем. В глаза бросалось яркое цветовое пятно — словно пробившийся сквозь снег кустик крокуса раскрыл свои яркие лепестки посреди журнального столика со стеклянной крышкой.
Там лежала фотография. «Лукас в обнимку с Кей?» — мелькнуло в голове Гален предположение. Или это снимок с места преступления — изображение смерти, с помощью которого лейтенант надеется склонить ее к сотрудничеству, несмотря на вставшую между ними ложь?
Гален меньше всего нуждалась в подобного
Гален без сил рухнула на диван, все еще не осмелилась посмотреть, что же именно запечатлено на фотографии.
— Этому снимку сегодня исполнилось двадцать семь лет, — тихо произнес Лукас.
«Сегодня…» — эхом отозвалось в мыслях у Гален, взявшей наконец карточку в руки и не увидевшей ничего похожего на криминальное фото. В объектив смотрели четверо детей: три улыбчивые девочки и один серьезный мальчик. Девочки были в том удивительном возрасте, когда им вот-вот суждено перешагнуть неуловимый порог и превратиться в женщин. Но здесь и сейчас они все еще оставались девочками, полными жизни, розовощекими хохотушками, по-детски гордыми сооруженным ими снежным замком, видневшимся на заднем плане.
Мальчик выглядел младше их. Намного ли? Гален сообразила, что знает это и так. Фотографии двадцать семь лет, а Лукасу сейчас тридцать шесть. Значит, во время съемки ему должно было исполниться девять.
Красивый, грустный мальчик. Он смотрел с фотографии серьезно, без малейшей тени улыбки, и его щеки, не тронутые морозом, оставались болезненно бледными.
Лукас показался Гален потрясенным и в то же время не смирившимся, готовым снова и снова кидаться в бой и идти к победе своими, темными и тайными, тропами.
— Это вы.
— Да. И Марианна. — Лукас показал на самую рослую из подружек, уже тогда обещавшую вырасти настоящей красавицей. Рядом с ней стояла девочка чуть пониже, с такими же белокурыми локонами и тонкими, изысканными чертами лица. — Фрэн.
Но кто же была третья? С такой милой сияющей мордашкой, с розовыми щечками и смешной россыпью веснушек?
— А это?
— Дженни. — В его сдавленном шепоте явственно слышался трепет любви. — Это Дженни.
— Ваша сестра, — так же напряженно прошептала Гален.
— Я любил ее как сестру. Когда мы познакомились, Дженни было шесть лет, а мне три. Моя мать — Елена Синклер.
— Вот как… — Гален растерянно умолкла. В конце концов, дотошный Поль был прав, когда говорил, что у нее нет дара переложить целую жизнь в две-три короткие, емкие фразы. А уж тем более такую жизнь, какую прожила Елена Синклер. Известная английская актриса и по сей день блистала на подмостках, кружа голову восторженной публике и без конца меняя молодых любовников, околдованных ее обаянием и славой.
— Да, — слабо улыбнулся Лукас, — все дело в этом. Мой отец — граф, женатый человек, намного старше ее. Его увлечение Еленой было не первым и не последним. Но на сей раз его любовница ухитрилась
— Она сделала это нарочно?
— Вовсе нет. Первый муж бросил ее без гроша за душой, оставив лишь пустой титул, проку от которого никакого. Все, о чем она мечтала, — это раскованность и свобода, неограниченная возможность следовать своему призванию на сцене.
— Раскованность, — пробормотала себе под нос Гален, потрясенная только что услышанным. — Значит, ребенок для нее был оковой?
— Естественно. Но граф не собирался отказываться от собственной плоти и крови. Однако это не означало его желания принять в семью незаконнорожденного сына. К тому времени у него уже было двое наследников. Просто он полагал, что я имею право появиться на свет. Елена не стала противиться. К тому же граф взял на себя финансовую сторону вопроса и сам позаботился о моем обеспечении и образовании, не жалея денег. Мне так же позволялось унаследовать одно из его родовых имен — без титула, конечно, — и некоторую сумму после совершеннолетия. Под конец Елена все же высказала свое требование. Она попросила графа пустить в ход свои обширные связи и получить для нее ведущую роль в новом спектакле лондонского театра в Вест-Энде. Она знала, что обладает талантом. Ей требовалась поддержка для первого шага.
— И она получила ее благодаря беременности.
— И да и нет. Граф скончался во время партии в поло за четыре месяца до моего рождения. Финансовые вклады на мое имя оставались в полном порядке. Но он не успел переговорить со своими друзьями в Вест-Энде.
— Ох, — вырвалось у Гален. Она уже успела нафантазировать, как между отцом и сыном в конце концов возникли родственные чувства. И когда Елена скрылась в голубой дали в погоне за успехом и славой, их мужская солидарность только укрепилась, как и положено у аристократов. Но если граф умер до того, как Лукас родился… — Но откуда вам известны все эти подробности вашего появления на свет?
— Елена мне все рассказала.
— И что она собиралась сначала сделать аборт? — «То есть хотела избавиться от своего сына — от тебя, — чтобы никогда не увидеть?»
— Конечно. Это не предполагало никаких чувств. Да и откуда им было взяться? Как только я появился на свет, между нами больше не существовало ничего личного.
— А сколько вам было лет, когда вы все узнали?
— Почти восемнадцать. Через неделю я должен был получить право на наследство, и Елена сама настояла на Том, чтобы все деньги достались мне.
— Значит, ей все-таки хотелось оправдаться перед вами и убедиться, что вы будете богаты?
Гален готова была лопнуть от злости за него. Как будто она всерьез поверила в нелепую, бессмысленную возможность иного поворота судьбы. В ужасную трагедию, которая не оставляла для Лукаса места в этом мире.
— Ей не требовалось ни перед кем оправдываться, Гален, и я всегда уважал ее откровенность. Она позволила мне понять человека, который был моим отцом.
— Чтобы стать на него похожим?