Счастье в награду

Стоун Кэтрин

Марбелья — это хорошо, это безопасно, поскольку находится в Испании. Но Гринвич?..

— Он что же, живет в Коннектикуте? Так близко?

— Да. Но когда Брэндон появляется в фамильной резиденции в Коннектикуте, он выглядит весьма занятым сочинительством. Полагаю, это будет очередной бестселлер на духовную тему.

— Ох, не может быть! — Гален словно внезапно прозрела. — Так это он написал «Беседуя с Богом»?! — Брэндон Кристиансон, насильник и убийца малолетней Дженни, тот самый анонимный автор, которому хватило наглости избрать в качестве факсимиле

тисненый золотой крест! — У меня нет слов. Он же… Так Брэндон и есть Женский Убийца?

— Я бы хотел, чтобы все было так просто, Гален. — Его серые глаза, полыхавшие жаждой мести, говорили сами за себя. — Но это не он.

— А вы уверены?

— Вполне. С середины декабря он отдыхает в Коста-дель-Соль. Брэндон приехал туда еще до того, как погибла Кей, и вплоть до убийства Марсии за ним был установлен негласный полицейский надзор.

— Но ведь он мог и скрыться от слежки! — настаивала Гален, внезапно почувствовав в себе такую же неистовую жажду мести. Она хотела прикончить Брэндона Кристиансона, избавить мир от мерзкой гадины раз и навсегда.

— Мог бы. Но не стал. И есть еще одна причина. Я запомнил те ощущения, что порождал Брэндон Кристиансон, когда вселялся в меня. Женского Убийцу я чувствую иначе. Это другой человек.

Другое чудовище, Не тот, который так по-изуверски расправился с Дженни. И с теми, кто ее любил.

— А с Лоренсом вы остались близки?

— Не думаю, что мы могли бы похвастаться какой-то близостью. Разве что в отношении к Дженни.

— Но…

— К тому же в большинстве случаев члены семей, пережившие чью-то гибель — особенно если был убит ребенок, — отдаляются друг от друга. Они любят друг друга по-прежнему, даже еще сильнее, но не в состоянии находиться рядом. Не выдерживают слишком сильных перемен — по сути, крушения целого мира. А кроме того, всех их мучает невольная вина за то, что они остались жить, а любимый человек — нет. Я не знаю, в какой форме ощущает свою вину Лоренс, но он вряд ли ее избежал. Скорее всего он считает, что слишком плохо обезопасил Дженни и допустил ситуацию, в которой она могла бы спастись, если бы сумела закричать.

— Но полностью обезопасить означало бы запереть ее в Беллемиде в четырех стенах и не выпускать из особняка даже на прогулку с друзьями. — Гален осеклась, вспомнив, кто был у Дженни приятелями и как зародилась та дружба: благодаря неулыбчивому мальчику, ее личному переводчику, распахнувшему для нее целый мир далеко за пределами поместья. — Неужели Лоренс винит в этом вас?

— Нет. Ему такое и в голову бы не пришло.

— Значит, он винит себя за то, что позволил вам… «Войти в их семью?»

— Нет.

Гален почувствовала в его голосе любовь, уважение и горечь потери.

— Вы с ним встречались?

— Конечно. Он выступал на каждом заседании комиссии по досрочному освобождению.

Как и сам Лукас!

— Значит, у вас была возможность поговорить. Ему следовало бы поблагодарить вас за то, что вы тоже приходили в суд.

— Иногда мы перебрасывались парой слов — не больше. Нам не о чем было беседовать. Но

садились мы всегда рядом, — добавил Лукас как бы про себя. — Я как-то совсем забыл об этом. Хотя Лоренс не собирался меня благодарить. Да и я не ждал ничего подобного. Так же как и он.

Лоренс был отцом Дженни. А Лукас. — ее братом. Но являлись ли они отцом и сыном? Хотя бы на протяжении шести недолгих лет счастья?

Гален снова взглянула на фотографию, на картинку сияющего зимнего дня, когда сказка рассыпалась на куски, и на изображение Лукаса, уже почувствовавшего в своей душе тень дьявола. Он оказался слишком неопытен и мал, чтобы распознать угрозу, но уже был полон решимости разгадать эту жуткую тайну и защитить тех, кем дорожил.

Если бы Лукас знал все с самого начала, он отдал бы за Дженни свою жизнь. Так же как и за Лоренса.

Гален подняла взгляд на мужчину, выросшего из того маленького отважного мальчишки. Теперь это был настоящий охотник, пантера, идущая по следу, все такая же отважная, но при этом владеющая собой и готовая к схватке с дьяволом, предпринявшим очередную атаку.

Он снова чувствовал убийцу — судя по тому, как потемнели серые глаза и закаменело волевое лицо, с каким расчетливым спокойствием совершал он каждое движение и как ободряюще улыбнулся ей. Лукас улыбнулся, хотя ужас уже вливал яд в его жилы… и Гален затаила дыхание, пока через несколько томительных секунд не зазвонил голубой телефон.

— Гален, — ласково окликнул он, протянув руку за наушниками. И добавил: — Вы должны ответить.

Меньше всего на свете ей хотелось поднимать трубку. Она еще так много должна была сказать! И желала говорить лишь с Лукасом, только с ним! А если убийце приспичит именно сейчас изображать по телефону любовную сцену… Нет, это невыносимо!

— Гален! — Его голос звучал все так же ласково, но теперь это был приказ.

И она подчинилась. Аккуратно положила фотографию на стеклянный столик и заставила себя подойти к телефону.

— Алло!

— Гален? — прогнусавил электронный голос. — Ах ты, моя крошка! Что-то у тебя сердитый голосок! Я позвонил не вовремя? Заметь, я не сказал «помешал». Я не могу тебе помешать, Гален. Даже и думать о таком не смей. Я твой спаситель и любовник! Могу я удостовериться, что на тебе надето что-нибудь соблазнительное? Этакий бордовый атлас с кружевными вставочками на разных интересных местах?

Это было чересчур похоже на одну из вещей, купленных для нее Лукасом, выбранных в точности на ее размер. Но не на свой вкус. И не на ее. Только на вкус убийцы, исключительно для него.

Гален не посмела взглянуть на Лукаса. Вместо этого она внимательно разглядывала белоснежный ковер — светлый, девственно чистый, что так отвечало и ее, и его вкусу.

— Нет, — решительно произнесла Гален. — На мне ничего такого нет.

— Что я слышу? Милочка, но ведь мы договорились!

— Это касается прямого эфира вечером в среду.

— И нашей постельки, Гален. Ты должна наряжаться для меня, когда идешь спать! Чтобы быть готовой к моему звонку!