Счастливый рыжий закат
Шрифт:
– Очень правильное решение, – задумчиво проговорил у меня за спиной барон Гилмор.
Мы с миледи Бартон резко развернулись – и поклонились.
– Доброе утро, дамы, – поприветствовал нас исполняющий обязанности ректора университета. – Миледи Бартон, а вы разрешите прислать после обеда опрашивающих? Мы запишем на кристаллы – и будем показывать всем. Объяснять – кто напал, кто кидал камни. Пока не достучимся.
– Да, милорд. Присылайте.
– А можно прислать студентов с факультета журналистики? –
– Шумно от них будет, – поморщилась миледи Бартон.
– Но эффект…
Не думала, что барон Гилмор умеет смотреть умоляюще.
– Давайте попробуем, – недовольно согласилась миледи Бартон. – Только после инструктажа.
– Договорились, – обрадовался барон. – Дамы. Я вас оставлю.
Он поклонился, сделал несколько шагов прочь – потом развернулся и сказал:
– Миледи Моран, у вас занятия во сколько заканчиваются?
– Две пары. Следовательно, в половину первого дня.
– Зайдите ко мне. В час.
– Хорошо.
Сказать, что студенты после посещения госпиталя были ошарашены – это не сказать ничего. Тихие. Бледные. Раздавленные той информацией, которую узнали.
– Теперь займемся лекцией, – одобрительно кивнула я. И мы вернулись в аудиторию. Слушали меня очень внимательно.
После занятий я успела сбегать домой – надо было кое-что захватить. И – как бы ни удивлялась тому, зачем я могла понадобиться барону Гилмору – в час дня была у него в приемной.
Из-за закрытой двери слышался чей-то громкий негодующий голос.
– Родители потянулись, – тихо, но злорадно сообщила мне секретарша. – Теперь сам наслаждается.
Я кивнула.
– Сколько мы с бедным милордом Мораном натерпелись… Сколько он нам крови выпил? Да вы и сами знаете. Теперь вот – пусть тоже удовольствие получит! Так ему.
– В общем – да здравствует император! – тихонько поддержала ее я.
И мы хором, с огромным энтузиазмом – но шепотом провозгласили:
– Бра-бра-бра!!!
Внезапно дверь распахнулась.
– Нет, вот от тебя, Гилмор, я такого не ожидал! – проревел огромный мужчина в военной форме. – Ты же тоже солдат, а не эти крысы тыловые!
– Послушай, Клар, – голос военного был печален, но решителен. – Твой сын замечен в компании тех, кто вызвал неудовольствие его величества. Только по счастливому стечению обстоятельств мальчишки не было в пятницу на площади Цветов – а там, как ты понимаешь, пойдут реальные приговоры. Поражение в правах и рудники.
– Он младший. И он не хотел быть солдатом. Жена умолила меня…
– И твой сын, и мой – плохо воспользовались теми возможностями и привилегиями, которые мы зарабатывали кровью. Увы.
– Почему, Гилмор? – военный вдруг поник. – Что не так с нашими детьми?
Барон вздохнул:
– Я долго думал об этом, когда мой сын…
Он некоторое время помолчал, стараясь взять себя в руки. Потом продолжил:
– К сожалению, они оказались ведомыми. Попали в компанию тех, кто много и не по делу говорит. Мутит воду среди студентов. Я разберусь, даю слово. Но все, кто входил в группы, которые его величество охарактеризовал как «группы противников Империи» – будут отчислены. Нам повезло, что твоего я могу определить к Ричарду в Академию. Я лично просил позволения у императора и договаривался с командующим. Большинство будут отчислены с поражением в правах. А ты знаешь, что это значит.
– Они не смогут работать в госструктурах.
– И не будут иметь возможности получить образование. И – по большому счету – смогут заниматься только хозяйством в поместье.
Оба военных тяжело вздохнули.
– Я постараюсь сделать для детей военных все, что смогу, – еще тише сказал Гилмор. – Конечно, если они сами не зачинщики. Но наказать я обязан. С другой стороны – пусть твой лучше сейчас посидит на хлебе и воде в замке Олден – я договорился с комендантом – чем получит реальный срок.
– Что же мы сделали не так? Почему они такие? – с отчаянием спросил военный.
– Думаю, им вольница в голову ударила. Плюс, кто-то ведет в университете подрывную работу. Другое дело, что наши сыновья оказались подвержены чужому влиянию. А мы для них больше авторитетом увы, не являемся…
На этом мужчины распрощались.
– Миледи Моран, прошу! – пригласил меня барон Гилмом в кабинет.
Первое, что я сделала, когда вошла – протянула барону два длинных узких бумажный пакета, с приятно булькающим содержимым.
– Что это? – настороженно посмотрели на меня.
– В одном – успокоительное зелье.
– Да, – потер виски барон Гилмор, – пригодится. Спасибо. А в другом?
– Вот.
Я достала бутыль с деревенским самогоном.
– А это что? – с любопытством спросил барон.
– Самогон, – честно ответила я.
– Гномий?
– Нет, – покраснела я. – Деревенский. Лесники его настаивают на листьях красного орешника и крепчай-траве. Раймон… герцог Моран говорил, что гномьему он не уступает.
– И за что мне такая милость?
– Мы много говорили с мужем о том, что только ваша жалоба на меня свела нас вместе. И мы вам… очень благодарны…
Гилмор расхохотался.
– Простите, миледи, – смог проговорить он, наконец. – Присаживайтесь.
Барон вытер глаза. Потом сказал:
– Никогда не думал, что у моего позора будет такой положительный результат.
– Простите.
– Ничего. Ведь вы спасли мне жизнь.
И мы оба погрузились в воспоминания.
– А почему Моран решил сначала вас уволить? – вдруг спросил военный.