Щит
Шрифт:
— …по моей вине! Ваш отец, барон Корделл, был верным вассалом моего отца! А я, поверив на слово тем, кто его оговорил, счел его одним из главарей мятежников…
Извинение от короля, да еще и принесенное в такой форме, поразило меня до глубины души. Поэтому я решила дать себе время на раздумье и озвучила первую подходящую цитату из тех, которые знала:
— Ваше величество, ошибаются даже боги! А кто мы против них? Никто…
При слове «боги» Неддар криво усмехнулся. Понять причину такой реакции я не смогла, поэтому решила не забивать себе голову всякой ерундой и продолжила:
— Вы взяли на себя
Король нахмурился и вопросительно уставился на графа Грасса.
Тот пожал плечами и отрицательно покачал головой.
— Это — мои слова, сир! — вздохнула я. — Вернее, так говорил мой папа. Он умел разбираться в людях и делал все, чтобы передать это знание нам…
— Я не имел чести знать его достаточно близко, но знаю, что мой отец считал барона Корделла одним из своих друзей. Поэтому я беру вас под свою защиту и обещаю сделать все, что должен был сделать для вас ваш отец…
Тут король сделал паузу и сделал какое-то непонятное движение рукой.
Я недоуменно шевельнула бровью и вздрогнула — хейсар, до этого момента изображавший статую, внезапно шагнул вперед и едва заметно склонил голову в знаке приветствия:
— Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! Я — Вага по прозвищу Рука Бури из рода Аттарк!
— Силы твоей деснице и остроты твоему взору… — ответила я. — Я — баронесса Мэйнария из Атерна…
— Баронесса Мэйнария д’Атерн… — поправил меня горец. — Твой отец был настоящим ори’т’анном [49] , и для меня было бы бесчестьем войти в его дом хозяином…
49
Ори’т’анн — дословно «воин, посвятивший свою жизнь службе своему вождю».
Я открыла рот, чтобы поблагодарить, но наткнулась на предупреждающий взгляд короля и просто облизнула пересохшие губы.
— Корделл д’Атерн отдал жизнь за род моего аниачи [50] . Поэтому я принимаю на себя половину долга Неддара Латирдана…
Почувствовав, что он сказал все, что хотел, я повернулась к королю и присела в реверансе:
— Я с благодарностью принимаю вашу клятву, сир…
Потом посмотрела на хейсара:
— И твою, ашер, тоже…
50
Аниачи — побратим.
Король удовлетворенно кивнул, щелкнул пальцами, дождался, пока хейсар сходит к столу за какими-то свитками, и протянул их мне:
— Тут документ, подтверждающий ваши права на лен д’Атерн, и вексель, по которому вы ежемесячно сможете получать в казначействе по пятьдесят золотых…
— Спасибо, сир…
— Это еще не все… — улыбнулся Латирдан. — Если вы по каким-то причинам решите покинуть особняк графа Рендалла и не захотите жить в своем городском доме, то можете перебираться во дворец — я приказал выделить вам покои в Западном крыле…
— Спасибо, сир!!!
Почувствовав, что мой голос звучит уж очень радостно, король склонил
— Хм… Гра-а-асс?!
— Да, сир?
— Ты слышал?
— Что, сир?
— Твое опекунство отменяется! — рыкнул Неддар. Таким тоном, что у меня чуть было не подогнулись колени.
— Леди Мэйнария?
— Да, ваше величество? — промямлила я.
— Вашим опекуном буду я. И никто другой. Соответственно, теперь вы имеете право присутствовать на моем завтраке, на обедах, ужинах и так далее… Кроме того, если возникнет настоятельная необходимость, вы можете обратиться к любому стражнику, и вас проводят или ко мне, или к Ваге… в любое время дня и ночи. Правда, если я буду занят чем-нибудь важным, вам придется подождать…
— Спасибо, сир!
— Ну, и последнее — может, у вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания, которые вы бы хотели озвучить прямо сейчас?
— Да, сир, есть… — кивнула я. — Я молю вас о справедливости!
— По отношению к кому?
— К моему майягарду… — проигнорировав предупреждающее шипение графа Грасса, воскликнула я.
— К кому?! — ошарашенно переспросил король.
— К моему майягарду. К Крому по прозвищу Меченый, обвиненному в убийстве и в настоящее время находящемуся в Аверонской тюрьме. И еще одна просьба, сир! Я прошу вас разрешить мне ждать решения суда по его делу в такой же камере, как та, в которую его поместили…
Глава 9
Кром Меченый
Как я ни старался, сосредоточиться на образе свечи у меня так и не получилось: как только я закрывал глаза и представлял себе тоненький желтый язычок пламени, как он начинал двоиться, троиться и вскоре превращался в россыпь алых точек. Стоило задержаться в этом состоянии хотя бы пару лишних ударов сердца, как они обретали четкость и превращались в дышащие огнем угли. Еще через мгновение я начинал видеть не только их, но и добела раскаленную решетку-жаровню, цепи, с помощью которых к ней привязывали пытаемого, и даже кочергу, которую не выпускал из рук один из помощников Душегубца.
В общем, попытки с пятой-шестой, увидев второй язычок пламени, я прерывал упражнение и… начинал его заново. Чтобы пусть не сразу, но все-таки добиться нужного мне сосредоточения, уйти из мира живых в Безвременье и не чувствовать ни тошнотворного запаха, пропитавшего все и вся, ни все еще бьющего меня озноба, и не слышать хриплых стонов моих новых сокамерников.
Увы, после нескольких сотен попыток я понял, что моим надеждам убежать от действительности так и суждено остаться надеждами. И что эту часть Пути к Посмертию мне предстоит пройти полностью.
Мысль показалась мне жуткой. Я вспомнил рассказы Кручи и обреченно вздохнул: в здании моей души, еще вчера казавшемся мне незыблемым, появились первые трещины.
«А ведь я только смотрел, — с ужасом подумал я. — Что же будет тогда, когда… вернее, если за меня возьмутся всерьез?»
Чтобы получить ответ на этот вопрос, достаточно было прислушаться к приглушенным стонам, доносящимся со всех сторон. Или открыть глаза, дождаться прихода тюремщика с факелом и посмотреть на любого из соседей по новой камере.