Щит
Шрифт:
Пока мы обменивались любезностями, тюремщик справился с замком, распахнул настежь дверь и замер, на всякий случай вжав голову в плечи и глядя на носки своих стоптанных сапог.
Ждать, пока граф Грасс «галантно» предложит мне «располагаться», я не стала — приподняла юбки, царственно вплыла в камеру, неторопливо огляделась и позволила себе небольшую колкость:
— А что, пожалуй, не хуже, чем комната, в которой я провела первую ночь в вашем гостеприимном доме.
Скрип зубов Рендалла, наверное, услышали даже
— Рад, что вам понравилось.
— Кстати, пока вы еще тут… — Я медленно повернулась к нему лицом. — Вы не подскажете, где содержат моего майягарда?
Вместо того, чтобы поинтересоваться об этом у нашего сопровождающего, граф Грасс ответил! Сам! Даже не задумываясь:
— Если я не ошибаюсь, то в какой-то из камер чуть дальше по коридору.
Я мысленно отметила эту несуразность и… похолодела: если Кром был где-то по соседству, то он должен был услышать мой голос и хоть как-нибудь дать о себе знать. А раз не дал, значит, был не в состоянии!
«Только бы его не пытали!» — мысленно воскликнула я и, сделав шаг на подгибающихся ногах, обессиленно опустилась на узкие деревянные нары. Забыв о требованиях этикета и тому подобной ерунде.
Следующие несколько минут я истово молила всех известных мне богов о милосердии к человеку, посвятившему себя спасению чужих жизней, и не слышала ни прощальных слов графа Грасса, ни лязга захлопнувшейся решетки, ни удаляющегося звука шагов. Поэтому, открыв глаза, не сразу сообразила, что осталась одна. Наедине с тошнотворным смрадом, пропитавшим все и вся, холодом, пробирающим до костей, и страхом перед тем, что ждет меня и Крома в ближайшем будущем.
«Все будет хорошо! Его величество дал слово, что лично разберется в обстоятельствах дела, значит, беспокоиться не о чем…» — стараясь не смотреть на железный штырь «Червяка», торчащий из пола в каком-то шаге от моих ног, мысленно пробормотала я. И вздрогнула, наткнувшись взглядом на одну из фраз, выцарапанных на противоположной стене:
«Не верь словам — в них весу нет…»
Сглотнув подступивший к горлу комок, я перевела взгляд на соседнюю надпись и поежилась — кто-то из моих предшественников дал на эту философскую сентенцию довольно лаконичный ответ:
«Ты прав. Но уже слишком поздно…»
Мне стало не по себе — в этих словах звучали обреченность и нежелание сопротивляться судьбе.
«Король Неддар — человек слова! Он не позволит казнить невиновного и очень скоро вытащит нас из тюрьмы…» — подумала я, перевела взгляд чуть левее и густо покраснела: череда рисунков в углу камеры напоминала иллюстрации к свитку Олли Ветерка «Тайны дворцовых альковов», некогда показанному мне Володом. Только, в отличие от иллюстраций к нетленному творению одного из самых удачливых любовников Белогорья, нарисованные на стене переплетенные тела мужчин и женщин выглядели донельзя омерзительно и грязно.
— Какая гадость! — в сердцах воскликнула я и похолодела: прямо под последним рисунком бежала череда изломанных, с трудом узнаваемых букв, складывающихся в слово «больно»…
Мысленно обозвав себя дурой, я вскочила на ноги, метнулась к решетке, отгораживающей камеру от коридора, и вжалась лицом в холодные, как лед, прутья:
— Кро-о-ом! Кро-о-ом, ты меня слышишь?
На мой горячечный шепот никто не отозвался, и я, сглотнув, чуть повысила голос:
— Кром, с тобой все в порядке?
Откуда-то справа послышался приглушенный стон, и я, почему-то решив, что это — голос Меченого, всхлипнула:
— Кро-о-ом? Скажи, с тобой все в порядке?
Слева что-то скрипнуло… и за прутьями решетки, расположенной на противоположной стороне коридора, появилось лицо Бездушного.
Оглядев меня с ног до головы, он ошалело вытаращил глаза и с надеждой в голосе спросил:
— Вы мне снитесь, правда?
Не увидев на его лице ни следа побоев, я обрадованно замотала головой:
— Нет! Я была у короля, и он признал мое право разделить твою судьбу…
— Что?!
— Я, как твоя гард’эйт, буду ждать суда в таких же условиях, как ты…
— Зачем?!
— Ты — мой майягард! И… я обязана тебе жизнью…
Меченый закусил губу, зажмурился и… рявкнул на всю тюрьму:
— Вы мне ничем не обязаны! Вам надо было остаться в доме у графа Грасса и жить своей жизнью.
— Выйти замуж, нарожать детей и забыть о своей клятве? — возмущенно спросила я.
— Да! Тюрьма — не место для дворянки.
Чувствовать его заботу было безумно приятно. И я мгновенно забыла про кошмарные запахи, холод и свой страх перед будущим:
— Я знаю… Но поступить иначе не могу…
— Почему?
— Перестану себя уважать, — твердо сказала я.
— А может…
— Кро-о-ом? — перебила его я. — Не надо, ладно? Вспомни себя: из Атерна ты мог уйти без меня. В Меллоре мог отдать меня Серым. В Сосновке — оставить меня на потеху оранжевым. И мог не вернуться в охотничий домик, увидев такое количество лесовиков… Однако ты не ушел, не отдал, не оставил и вернулся…
— Ваша милость, я…
— …делал то, что должен?
— Да… — кивнул Кром.
— Вот и я делаю то, что должна.
— Но ведь я — Бездушный! Я — Нелюдь, почти завершивший свой Путь! У меня впереди нет ничего, кроме Темного Посмертия!!!
У меня задрожали колени и пересохло во рту. Однако отказываться от данного слова было поздно, и я, мысленно умирая от ужаса, заставила себя улыбнуться:
— Что ж, значит, я разделю его с тобой.
— Вы… — начал было Меченый и замолчал. Потом отпрянул от решетки и… пропал!!!