Щит
Шрифт:
Следующий удар в лицо чуть не вышиб из меня дух. Последовавший за ним рывок за волосы — чуть не опрокинул на пол. И я, сообразив, что Зиге тоже терпимо, сжала пальцы еще сильнее…
Тюремщика, как раз схватившего меня за ухо, выгнуло дугой:
— Отпусти-и-и, с-сука!!!
— И не надейся… — вогнав ногти в податливую плоть аж до подушечек пальцев, усмехнулась я. Потом попыталась левой рукой хоть как-нибудь прикрыть грудь обрывками ткани, не преуспела и раздраженно зашипела: — Сейчас ты медленно встанешь и пойдешь к двери… Если мне не понравится какое-нибудь движение, то тебе станет намного больнее, чем сейчас… Ты меня понял?
— Понял… — прохрипел он. А когда я слегка ослабила нажим, криво усмехнулся: — Зря ты это делаешь, роза: там, снаружи — мои друзья. Увидев меня в таком состоянии, они очень сильно обозлятся. А два-три десятка обозленных мужчин — это на-а-амного хуже, чем я один. Веришь?
— Верю… — кивнула я. — Поэтому к ТВОИМ друзьям мы не пойдем. А пойдем к МОЕМУ другу… К тому, который ждет нас в камере напротив…
… — Слышь, Нелюдь, а что ты будешь делать, если его светлость не приедет? — внезапно поинтересовался один из арбалетчиков. — Простоишь вот так трое суток? Ну, или сколько времени ты там сможешь выдержать без воды?
Кром даже не шелохнулся. А я, представив, что жизнь моего майягарда может прерваться из-за того, что я снова вызвала в ком-то похоть, перепуганно качнулась назад. И изо всех сил вжалась спиной в его твердый, как доска, живот.
Отстраниться Меченый не смог: прямо за ним была стена, а смещаться в сторону означало подставить себя под болты арбалетчиков. Поэтому он попытался слегка подвинуть меня вперед.
Ага, как бы не так: вместо того, чтобы послушно вернуться на место, я вжалась в него еще сильнее и, стараясь не шевелить губами, прошептала:
— Буду стоять так: мне страшно!!!
Пальцы, «сжимающие» мое горло, едва заметно шевельнулись, и я, почувствовав в этом движении ласку, чуть не разревелась от счастья!
Слезинка, скатившаяся по моей щеке, не осталась незамеченной — не успела она впитаться в ткань моего платья, как один из арбалетчиков решительно опустил свое оружие на пол, выпрямился и с вызовом уставился на Крома:
— Если тебе нужен заложник, то бери меня! Я разденусь до исподнего, зайду в ка…
— Как только кто-то из вас дотронется до решетки — она умрет… — пообещал Кром. — Так же, как вон та тварь…
Воин посмотрел на лежащее на полу тело и сглотнул.
Я мысленно усмехнулась и закрыла глаза. Чтобы вспомнить, как умирал Зига.
…Проскользнув между прутьев решетки, рука Крома вцепилась в горло тюремщика и рванула его на себя.
Рывок оказался таким сильным, что я не успела разжать пальцы и тем самым чуть не оторвала Зиге мошонку. Впрочем, ему, кажется, было уже все равно — его голова со всего размаха ударилась о вертикальный прут и треснула, как гнилой арбуз!
— Ну все, теперь ты — мой… — выдохнул Меченый, поудобнее перехватил свою жертву и ударом левой руки проломил ей гортань. Потом вцепился в ключицу и вырвал ее из тела.
Как ни странно, смотреть на мучения моего несостоявшегося насильника оказалось совсем не страшно: вместо того, чтобы жмуриться и затыкать уши, я наслаждалась хрустом ломаемых костей, сходила с ума от запаха крови и до безумия жалела, что проломленное горло мешает Зиге орать во весь голос.
Мне хотелось превратить каждое мгновение его смерти в вечность, смотреть, как из его тела по капле вытекает жизнь, слушать, как затихает его сердце, и ощущать, как холодеет кожа. Поэтому, когда Кром выпустил Зигу из рук и изломанное тело рухнуло в зловонную лужу из крови и мочи, меня начало корежить от бешенства:
— И это — все, что он заслужил?
Меченый, еще мгновение назад казавшийся мне ожившим воплощением Темной половины Двуликого, удивленно приподнял бровь и прикипел ко мне взглядом.
— Кром, он хотел меня ссильничать!!! — заорала я. — Он…
— Все закончилось, ваша милость! — еле слышно прошептал он. Потом подошел ко мне поближе, просунул руку между прутьев решетки и ласково погладил меня по волосам: — Все закончилось… И… какая же вы у меня молодец…
В его голосе было столько нежности, что ненависть, сжигавшая мне душу, куда-то испарилась. А я, снова став самой собой — испуганной девчонкой, не способной самостоятельно зарезать даже курицу, — опустила очи долу. И чуть было не провалилась сквозь землю: лохмотья, в которые превратилось мое платье, не скрывали от взгляда Крома практически ничего…
Вспоминать холодный и абсолютно бесстрастный взгляд Меченого, скользнувший по моей обнаженной груди, было неприятно. Поэтому я открыла глаза и уставилась на стражника, поднимающего с пола арбалет.
— Хорошо… Как скажешь… — буркнул он. Потом посмотрел на меня и виновато пожал плечами: — Простите, ваша милость, я сделал все, что мог.
Я благодарно кивнула — он действительно старался. И не оценить это было бы неправильно.
Тем временем второй стражник, с ненавистью пялящийся на Крома, медленно повернул голову в сторону лестницы и нехорошо усмехнулся:
— Вот и все, Нелюдь! Допрыгался.
— Угу… — кивнул один из мечников. — Голос мэтра Учера…
— Зол, как Темная половина Двуликого, — прокомментировал помощник палача и жизнерадостно осклабился.
Услышав эхо чьего-то начальственного рыка, я закрыла глаза и мысленно попросила Бога-Воина о помощи. Пообещав при первой же возможности принести ему в жертву пару откормленных баранов.
Бастарз подумал и согласился — не прошло и минуты, как в коридоре раздался еще один громогласный рык. Но уже не начальника тюрьмы, а графа Грасса: