Щит
Шрифт:
— Ну да…
— Получается, что эта попытка насилия — никакая не случайность?
Я угрюмо кивнул:
— Как вам сказать? Думаю, что насилие не входило в его планы. Скорее всего, этой твари поручили вас напугать. Но недостаточно хорошо объяснили, когда надо остановиться…
Леди Мэйнария аж задохнулась от бешенства:
— Напугать? Что ж, это ему удалось!!!
Легонький тычок в бок заставил меня вернуться в настоящее:
— Кром!!! Почему ты молчишь?
Открыв
— Тюрьма — не место для девушки…
— Молодой и красивой? — хихикнула баронесса, потом помрачнела, прикоснулась пальцами к разбитому носу и грустно вздохнула.
Я застыл: на какое-то мгновение мне вдруг показалось, что за решеткой-забором сейчас возникнет ухмыляющееся лицо Данора [71] :
71
Описано в 1-й книге.
— Смирения и тебе, доча… Что это у тебя с лицом?
Рука сама собой дернулась к постолу, наткнулась на голенище сапога и безвольно опала: обломка засапожника, который я пытался выхватить, не было! Как самого постола… И Ларки…
Зажмурился. Изо всех сил. Потянулся к Посоху, чтобы найти успокоение в шершавости зарубок своего Пути. Вздрогнул, не почувствовав под рукой древка, давно ставшего частью меня. Открыл глаза. Уставился на тусклый белый язычок огня в светильнике и… ухнул в прошлое:
…Пламя взлетело по стенам сарая, как белка на вершину сосны. И, на мгновение замерев у конька крыши, прыгнуло ввысь. Туда, где в разрывах угольно-черных облаков мелькал мутный желтый глаз Дэйра. Вытянувшись на десяток локтей, оно замерло, а потом рассыпалось мириадами искр, которые устремились вниз. К земле, залитой кровью и заваленной бьющимися в агонии телами…
Шагнул вперед. Потом — еще раз. Стряхнул с руки какую-то тяжесть. Не глядя, отмахнулся кулаком. Услышал еле слышный всхлип. Зачем-то посмотрел назад и не поверил своим глазам: сестричка была не там, в горящем доме, а прямо передо мной — лежала на изрезанной ножом лавке, прижимала ладошку к разбитым в кровь губам и с ужасом смотрела на меня…
— Ларка… — потрясенно выдохнул я, метнулся к лавке, упал на колени и вжался лицом в рваное и пахнущее кровью платье.
Глава 15
Король Неддар Третий, Латирдан
Удар голенью во внутреннюю поверхность бедра выставленной вперед ноги заставил Вагу пошатнуться. Удар кулаком в живот — содрогнуться, опустить руки и открыть лицо. А удар локтем в скулу — на несколько мгновений покинуть Горгот и заглянуть в пиршественные чертоги Бастарза [72] .
72
По хейсарским поверьям, после смерти душа воина отправляется во дворец к Богу-Воину и занимает место за пиршественными столами.
— Дичь [73] ! — довольно осклабился король, схватил побратима за шею, рванул его безвольное тело навстречу своему колену и… почувствовал, что летит!
Извернуться в полете так, чтобы упасть не на спину [74] , а как-нибудь еще, Латирдану не удалось. Поэтому, шлепнув ладонями о пол и тем самым погасив силу удара, он не стал вскакивать на ноги, а скривил губы в виноватой улыбке и сокрушенно вздохнул:
— Оказывается, я имел в виду себя…
73
Дичь — аналог нашего «слабак».
74
По правилам поединка у хейсаров, касание спиной земли считается поражением.
Вага осторожно дотронулся пальцами до ссадины на щеке и улыбнулся:
— Я так и понял, ашер…
— Зато в прошлом бою я все-таки снял с тебя шкуру!
— Ну да… — ехидно ухмыльнулся хейсар. — Единственный раз за утро! А знаешь, почему?
— Почему «единственный» или почему «снял»?
— Почему «единственный»!
— Ну-ка, подари-ка мне Свет [75] .
— Потому, что ты думаешь не о бое, а о своей гард’э’но’иаре [76] . И видишь не меня, а ее… Может, я тебе ее чем-то напоминаю?
75
Подари мне Свет — аналог нашего «открой мне глаза».
76
Гард’э’но’иара — возлюбленная. Дословно — «цветок, распустившийся в сердце».
Неддар «задумчиво» оглядел стоящего над ним побратима и почесал затылок:
— Ну да, так и есть… Женственностью!
Горец вытаращил глаза и возмущенно зашипел:
— Женственностью? Я?!
— А кто же еще? — притворно удивился Неддар и, приподнявшись на локте, огляделся по сторонам: — Здесь, кроме нас двоих, никого нет.
— Ну, все: в следующем бою я…
— Следующего боя не будет, — перебил его король, встал с пола и взглядом показал побратиму на мерную свечу: — До часа горлицы осталось всего ничего. А нам надо еще ополоснуться и переодеться.
— Все равно опоздаем, — пожал плечами хейсар, посмотрев на почти прогоревший огарок. — Пока тебя оденут, обуют, умастят благовониями, осыплют комплиментами и измучают просьбами…
Латирдан представил порядком поднадоевшую процедуру и решительно рубанул рукой по воздуху:
— Сегодня все будет по-другому! Король я или не король?
Для того чтобы заставить Дарана Скопца отказаться от предписанной этикетом процедуры, пришлось выдержать еще один бой. Ничуть не легче настоящего: главный смотритель королевской опочивальни минут десять доказывал монарху, что одевание в присутствии вассалов есть почетная обязанность любого самодержца, что такая близость к придворным укрепляет королевскую власть и что пренебрежение этой традицией обязательно скажется на благополучии всего Вейнара.
Аргументы короля отметались, не рассматриваясь, поэтому быстро уставшему от пререканий Неддару пришлось отдать прямой и недвусмысленный приказ.
Проигнорировать его Скопец, конечно же, не смог. Поэтому вышел в Рассветный зал и объявил придворным, что его величество провел всю ночь в трудах, до сих пор бодрствует и в одевании не нуждается.
Пока двор, озадаченный этой «новостью», пытался понять, что из недавних событий в королевстве и за его пределами могло заставить короля провести бессонную ночь, Латирдан позволил слугам привести себя в порядок, наскоро перекусил, перебрался в Малый Кабинет и, не обнаружив там Первого министра, удивленно уставился на побратима: