Щит

Горъ Василий

Защитник довольно усмехнулся и продолжил:

— Чтобы удостовериться в возникших у меня подозрениях, я показал список твоих покупок моей маме. Так вот, она готова поставить свою голову против гнутого медяка, что ты одевал не жертву, а спутницу. Или… — парнишка слегка покраснел, — свою забаву…

— Мэтр Сезар, я уже говорил, что…

— Кром! Я не хочу слышать тот бред, который ты нес своему дознавателю. Давай я лучше продолжу.

Естественно, я заткнулся.

— Закупив все необходимое для путешествия в Аверон, вы поехали к

выезду из города и столкнулись еще с одной шайкой. Которая, по уверениям нескольких свидетелей, состояла то ли из десяти, то ли из двенадцати человек! Так вот, Кром, даже жертва, насмерть запуганная своим похитителем, увидев такое количество вооруженных до зубов мужчин, должна была понять, что ты, вступив в бой, не сможешь из него выйти… достаточно быстро! Если она не уехала, значит, жертвой она НЕ БЫЛА!

— Хейсары называют это эйди’ло’суари — умиротворением Эйдилии…

— Это?! — удивился защитник. — Искренне сомневаюсь: ты похитил баронессу д’Атерн в ночь с пятого на шестой день четвертой десятины второго лиственя, в Меллор въехал всего через два дня! А насколько я знаю, теплые чувства к мужу у похищенной им девушки появляются в лучшем случае через полгода после свадьбы. Кстати, баронесса д’Атерн — не хейсарка. То есть выросла не на историях о похищенных невестах, а на романтических балладах о принцах, годами воспевающих красоту любимой, стоя под окнами донжона ее родового замка!

— Она растерялась.

— Ага, конечно: она, дочь воина, стояла в растерянности все то время, которое тебе понадобилось, чтобы изувечить двенадцать вооруженных до зубов грабителей… Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

— Не веришь! И правильно делаешь — история, которую тебя заставили рассказать дознавателю, не стоит и гнутого копья.

— Мэтр Сезар, я…

— Можешь не благодарить — я человек долга, поэтому доведу расследование до конца и…

— Не надо!!!! — рявкнул я. — Суд должен состояться в назначенное время и ни днем позже! Ясно?

Вместо того чтобы выйти из себя, вызвать стражу и отправить меня обратно в камеру, мальчишка задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня:

— Хм… Видимо, тут есть еще один слой правды.

— Какой, к Двуликому, слой? — взвыл я.

— У каждого поступка есть мотивы, — совершенно спокойно ответил он. — Насколько я понимаю, тебя поставили в такие условия, в которых единственный достойный выход — это путь на эшафот.

Я похолодел… и вдруг понял, что он это почувствовал!!!

— Что ж, давай сделаем так — я не буду подавать это прошение… Пока не буду… За два дня, которые остались до крайнего срока, оговоренного в Праве Крови, я о-о-очень старательно покопаю.

— Не надо… — попросил я. — Вы сделаете только хуже. Всем.

Он растерялся:

— Даже так?

— Да, ваша милость.

— Так что, мне сидеть и тупо смотреть, как ты взойдешь на эшафот?! — заорал он.

Я промолчал.

Сообразив, что мое молчание и есть ответ, мальчишка… сломался: сгорбил плечи, обессиленно поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях.

— Жизнь — странная

штука, мэтр Сезар, — примирительно сказал я. — В ней много чего несправедливого…

Мэтр Сезар убрал руки от лица и посмотрел на меня полными слез глазами:

— Да, странная. Поэтому Бездушные ведут себя, как защитники, а защитники — как Бездушные…

Глава 28

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Пятый день первой десятины первого травника

Перешагнув порог кабинета графа Генора д’Эркуна, я слегка растерялась — по моим представлениям, обиталище королевского казначея должно было быть заставлено здоровенными сундуками, окованными стальными полосами и закрытыми на массивные замки, увешано дорогущими картинами и завалено россыпями долговых расписок. Здесь всем этим и не пахло: поперек сравнительно небольшой комнатки стоял самый обычный стол, на котором мирно соседствовали стопка чистых листов пергамента, чернильница, блюдо с песком, подсвечник с парой прогоревших свечей и перевязь с метательными ножами. Перед столом стояло видавшее виды кресло, почему-то затянутое не бархатом, а воловьей кожей и «радующее» глаз потертостями и трещинами. Еще пяток таких же кресел, правда, в чуть лучшем состоянии, стояли по обе стороны от входной двери.

Вся левая стена оказалась увешана оружием. Но не парадным — усыпанным каменьями и отделанным золотом и серебром, — а самым что ни на есть боевым: заботливо смазанными маслом мечами, чеканами, клевцами и топорами. Правая — вернее, проем между двумя распахнутыми настежь окнами — украшена портретом миловидной девушки, одетой в роскошное платье в цветах рода д’Молт. А дальней стены в кабинете не оказалось — все пространство от пола и до потолка занимал чудовищный уродец, который при всем желании нельзя было назвать шкафом. Почему? Да потому, что он состоял из одних только петель и дверей. Глухих — без единого стеклышка — и лишенных малейшего намека на фигурные вставки или резьбу!

Единственной дорогой вещью в кабинете казначея был пол: причудливо уложенные «чешуйки» из десятков пород дерева образовывали самую настоящую картину.

Увы, разглядеть ее целиком не позволял стол, но видимый мне берег, часть морской глади с куском дорожки от Дэйра и нос покачивающегося на волнах корабля выглядели просто потрясающе.

В общем, если бы не граф Генор, при моем появлении вскочивший со своего кресла, то я бы решила, что мои телохранители ошиблись и привели меня не к казначею, а к кому-то еще.

— Что, ожидали увидеть тут россыпи золотых монет? — учтиво поклонившись, с улыбкой поинтересовался он.

Откровенно говоря, после беседы с королем я пребывала, мягко выражаясь, в раздрае, поэтому сначала хотела проигнорировать шутку и сразу перейти к делу. Однако, вовремя сообразив, что королевский казначей не виноват ни в моих бедах, ни в полном отсутствии у меня настроения, передумала. И ответила в его же стиле:

— Не россыпи, а ряды сундуков и горы долговых расписок…

— Надо завести. И то, и то. Для вида. А то у меня скоро морщины появятся.