Считай звёзды
Шрифт:
Парень выходит с кухни, с интересом изучая помещения. Расправляю плечи, сложив руки на груди, и шагаю к лестнице, невольно вспомнив.
Будь доброй и милой.
Только поэтому торможу у подножья, оглядываясь:
— Есть всего две свободные комнаты, — хочу объяснить, что и где, но О’Брайен вынимает наушник из уха, неприятно фыркнув:
— Чего надо, крольчатина?
Окей. Ладно. Ясно.
— Ни-че-го, — протягиваю шепотом, подняв брови, и отвожу взгляд в сторону, продолжив подниматься. Забей, Райли. Побереги свои моральные силы. Впереди еще целая неделя.
Потираю холодные щеки, оттягивая пальцами их кожу, отчего больше чувствую вес этих мешков
Поднимаюсь на третий этаж, и меня охватывает приятное чувство теплоты. Стены здесь светлее, как и пол. Сразу видно, мама что-то привнесла от себя. По стенам тянутся завядшие растения с серыми сухими листьями. Трогаю один из них — и он тут же осыпается, хрустя в моей ладони. Жаль. Столько труда и сил. Зеленый потолок радует глаз. Слышу как где-то жужжат шмели, но не боюсь тех, кто ухаживает за цветами. Если их не трогать, то и тебя не тронут.
Запечатанная комната — моя детская. Я не была там много лет. Не знаю, с чего вдруг отец решил заблокировать доступ внутрь. Подхожу к нежно-салатовой двери, холодная ручка еле поддается моему давлению. Открываю, немного поморщившись от увиденной пыли, витающей в воздухе светлой комнаты с балконом и большим окном, за которым все заросло виноградом. Множество растений в горшках. Да, они уже погибли, но мне не хочется их трогать. Сухие, но по-прежнему красивые. Большая кровать с зеленым покрывалом, белый рабочий стол с книгами по музыке. Старое пианино у стены напротив, на крышке которого стоят маленькие горшочки с серыми растениями.
Здесь все погибло.
Опускаю рюкзак с плеч, сколько работы… Убираться долго, но начну с этой комнаты. Не знаю, стану ли разбираться с пылью в других, меня больше волнует это помещение, но отец, наверняка, скажет прибраться везде.
Выдыхаю, поставив руки на талию, и хочу подойти к балконной двери и открыть её, чтобы впустить свежий воздух, но отвлекаюсь, уловив носом запах никотина.
Серьезно?
Выхожу в коридор, хмурясь: парень сидит на корточках, выпуская дым изо рта, а кончиком сигареты прижигает еще зеленое растение в горшке. Оно живое? Зачем он это делает?
— Эй, — не хотелось бы лишний раз выходить с ним на контакт, но подскакиваю к небольшому горшочку, подняв его рывком с пола и прижав к груди. — Что ты делаешь? — успеваю поразиться тому, что какое-то растение вообще выжило. И его белые бутоны пахнут.
— Противный запах, — Дилан встает, вновь затянув никотин в рот. Я фыркаю, не сдержав в себе замечание:
— От тебя тоже вонь своеобразная, — отворачиваюсь, унося оставшееся в живых растение к себе в комнату, и закрываю дверь, не желая выходить из кабинета матери, но хорошо осознаю, что придется.
И обязанность покидать зону комфорта, постоянно находясь среди людей, угнетает, ведь приходится улыбаться, делать вид, что ты открыта для общения все двадцать четыре на семь. Порой нет желания напрягаться для других, лишь бы не казаться грубой.
========== Глава 2 ==========
Обстоятельства учат тебя терпеть
Понедельник
Вечер воскресенья проходит… Терпимо. Я
Как и догадывалась, именно я занимаюсь тем, что нагружаю стиральную машину постельным бельем, что запылилось за столько лет, именно я первым делом по наказу отца избавляюсь от пыли на втором этаже, особенно в его с Лиллиан комнате, именно я готовлю ужин, затем мою посуду, после чего без успеха поливаю все завядшие растения в доме. Я помогаю женщине разобрать вещи, я… Я вместе с ней вешаю её картины туда, где, по мнению творческих взрослых, они смотрятся лучше всего. Отец признается, что искусство оживляет дом, но его возвращаю к жизни именно я, пока тру до блеска паркет в прихожей.
Утро понедельника. На часах восемь, я оставляю дорогую комнату матери, спускаясь вниз, чтобы выпить витамины и сделать завтрак. Думаю, можно не заморачиваться, приготовить яичницу с беконом. Не меняю свою пижаму, бродя по холодному дому в штанах с морковками и майке с кроликом на груди. Даже не успеваю проверить состояние своего лица в зеркале, и без того знаю, что выгляжу опухшей. Пальцами трогаю щеки, пока спускаюсь на первый этаж, по лестнице, которую вчера драила так, будто от её чистоты зависела моя жизнь. На комоде у стены стоит фотография меня, матери и отца. Я сначала изучаю свое отражение в стекле рамки, сразу начав растирать сжатые веки. Эти мешки под глазами… Только после рассматриваю сам снимок, улыбаясь тому, насколько счастливой кажется наша семья. Мы правда были такими? До того, как мои родители развелись. Пытаюсь пальцами расчесать волнистые волосы, которые после душа начинают нарочно виться, даря нехилый такой шухер после сна. Сплю я активно. Постоянно ворочаюсь, как-то раз проснулась на полу, укутанной в одеяло, а одна моя нога была закинута на край кровати. К слову, это был мой лучший сон за столько лет.
Вхожу на кухню, куда через окно проникает яркий солнечный свет. Шаркаю босыми ногами к плите, потянув руки к потолку и приподнявшись на носки. Включаю одну конфорку, поставив сверху сковородку, и иду к холодильнику, взяв необходимое количество яиц, немного бекона. Я такая голодная. Живот бурчит. Дома пока тихо. Все спят. Это радует, позволяя мне немного побыть в одиночестве. Важно заметить, что я практически не пересекалась вчера с О’Брайеном, несмотря на то, что занял он комнату на третьем этаже. Думаю, он завалился спать. Выглядел так, будто бухал всю ночь перед поездкой, в чем не сомневаюсь.
Надо не забыть выпить витамины.
Занимаюсь готовкой, а «народ» подтягивается, поэтому не успею покушать наедине с собой. Иногда приятно посидеть в тишине с кружкой чая, послушать пение птиц за окном, но часто приходится изменять природному шуму с музыкой в наушниках.
— Тебе помочь? — Лиллиан предлагает, и мне нравится, что она не стремится сесть на шею. Женщина часто отвлекается от своих дел, чтобы составить мне компанию в магазине или по готовке и уборке, но не думаю, что это именно то, чего желает отец. Ему, как и мне, хочется, чтобы Лиллиан не чувствовала себя загруженной домашней работой, вот только оставлять всё на моих плечах тоже нехорошо, верно?