Щупальца спрута
Шрифт:
– Тебе, расскажу. Только не думаю, что тебе будет это все приятно слушать. В подробностях.
– Ничего. Я потерплю.
Ей не надо было задавать вопросы. Даже не пришлось ни в чем поправлять. Наташа сама рассказала и про бывшего своего любовника Кирилла, про Коваля и Толяна боксера. Назвала адреса, где Коваль и Толян жили. Единственное, что осталось не выясненным – это фамилия человека в отделе уголовного розыска. Человека, которого она не знала. С ним встречался только Кирилл и всегда один на один без свидетелей. Ей лишь было известно, что однажды тот человек здорово помог Котову,
Зная, что бюрократия не обошла стороной и их доблестные органы, Стас понял, что отыскать списанное в архив дело, скорее всего не удастся. Для этого придется перевернуть половину архива. Тем более, что произошло это не вчера и не позавчера, а четыре года назад. И кто вообще даст гарантию, что списанное дело окажется там. Когда за последний год из-за прорыва в теплосистеме архив, располагающийся в подвале, уже два раза переезжал с места на место. И бережливости к списанным делам никто не проявлял, поэтому некоторые в прямом смысле, подмокли.
Наташа замолчала. Стас видел как она мучается, что-то не договаривает. Или не хочет договаривать. Спросил:
– Что-то еще?
Смахнув слезинку на щеке, Наташа улыбнулась.
– Даже не знаю, стоит ли тебе говорить?..
– Стоит, стоит. Договаривай, – голос его прозвучал грубовато.
– У меня будет ребенок… – тихо сказала Наташа.
Стас едва не выронил сигарету.
– Что? Что ты сказала?
– Это твой ребенок, Стас. Я собственно и приехала, чтобы сообщить тебе. Сегодня я была в поликлинике…
Кручинин почувствовал себя не хорошо. Он долго молчал, задумчиво глядел в окно, казалось, напрочь, забыв о присутствии Наташи. Потом вдруг встал и ушел в другую комнату, но скоро вернулся и положил на стол перед девушкой три тысячи долларов.
– Что это? – Наташа не понимала, для чего он принес деньги.
– Тебе нужно срочно уехать. Немедля. Понимаешь? Это тебе, – подвинул он деньги к Наташе. – Я копил на новую машину. Но знаешь, я как-то уже привык к своей старушке. Да и не накопить мне. Новые машины стоят дорого. А тебе деньги пригодятся. Уезжай отсюда куда-нибудь подальше. Это единственное, что я могу тебе посоветовать при сложившихся обстоятельствах.
Наташа смотрела на деньги, и слезы текли по щекам. Еще никто и никогда ради нее ничем не жертвовал. И дело не столько в этих бумажках. Ведь если узнают, что Стас отпустил ее, у него возникнут большие неприятности. И вряд ли дело обойдется одним увольнением.
Она обвила шею Стаса руками и долго целовала его солоноватыми от слез губами.
– Прости меня, Стас. Пожалуйста. Я виновата перед тобой. Искалечила тебе жизнь, – плача, шептала она, не выпуская его из своих объятий. Понимала, теперь она потеряет его навсегда.
– Нет. Я никуда не поеду. Я не хочу от тебя уезжать. Стас. Я хочу быть с тобой. Разреши. Пожалуйста. Хотя бы изредка видеть тебя. Иначе я не смогу жить. Можешь ты это понять? Как хочешь. Вот я такая плохая. Но я люблю тебя, Стас. И буду всегда любить. – Она предчувствовала, что скорее всего никогда не будет так, как ей этого хочется. И потому на душе было невыносимо горько. Если б сейчас ей предложили смерть вместе с ним, она бы не раздумывая, шагнула на эшафот. И пусть палач старается. Но уехать. Нет. Она не уедет. Что бы ни случилось, она останется тут.
– Наташа, ты пойми. Так нужно. Мне необходимо взять банду Котова. А потом, когда все утихнет, ты вернешься. Обещаю. Я что-нибудь придумаю за это время. Подготовлю тебе новые документы. А сейчас, уезжай. Я даю тебе шанс. Потом, мы встретимся, – говоря так, Стас сам плохо представлял, как это будет на самом деле. И будет ли вообще. Но он не мог допустить и мысли, что она окажется в тюрьме и там родит его ребенка. Это для нее равносильно смерти. Ведь доля ее участия в преступлениях неоспорима, а главное, легко доказуема. И судья не поскупится на приговор. Слишком много смертей. И тогда он ничем не сможет ей помочь. А сейчас еще не поздно.
– Уезжай, а месяца через три позвони мне. Номер моего телефона ты знаешь.
– Стас, ты меня отпускаешь? – Наташа оторвала зареванное лицо от его плеча, посмотрела в глаза. Знала, чего ему будет стоить этот поступок.
– Я люблю тебя, Стас. Ты можешь меня ненавидеть, но я все равно люблю тебя. И всегда буду помнить о тебе.
– Эх, Наташка, Наташка. – Он обнял ее, прижал к груди и, вздохнув, подумал с грустью, что ему никогда не везло с девушками. Не повезло и с Наташей.
– Уезжай, Наташка. Прошу тебя. Пока ты с ними, у меня связаны руки. Но как только ты уедешь, я возьму этих гадов. Обязательно возьму.
26
Днем начальник отдела РУБОП майор Алексеев собрал оперативное совещание. Вопросов у Алексеева к подчиненным накопилось много. Стас уже понял, что и ему придется дать отчет о работе своей группы, занимающейся расследованием убийств. Но сейчас его больше занимало другое. Он сидел и бросал короткие взгляды на лица оперативников. Их в отделе всего двадцать четыре. Казалось бы, все проверенные ребята, которым можно доверять. Но среди них есть один хорошо замаскировавшийся, и он помогает бандиту Котову убивать. Именно он виновен в смерти Володьки Голикова. Он хитрый. Изворотливый. Каждый день надевает на лицо маску. Ходит по коридорам управления, по кабинетам оперов, здоровается, втирается в доверие, но за душой у него – чернота. Он подхалимничает перед начальством и оттого считается на хорошем счету. И стоит только Кручинину попытаться обвинить его, как все без исключения примут Стаса за последнего идиота. Потому что для обвинения нужны весомые доказательства и факты. Но скоро они у Стаса будут. И тогда он посмотрит, кто кого.
– Пока могу сказать одно, – заговорил Стас, когда Алексеев попросил отчитаться по последним двум преступлениям. – Существует группа лиц, в состав которой входит девушка. Бандиты ищут богатых пожилых мужчин, и эта девушка втирается к ним в доверие. Вот, например, к главе холдинга Помиранцеву и директору мебельной фабрики Зотову, она пришла как корреспондентка, под предлогом сбора материала для редакции. – Краем глаза Стас глянул на капитана Зорькина. Тот уставился в пол, но Стас заметил, как напряжено его лицо. Он старался не пропустить не одного сказанного Кручининым слова.