Седая нить
Шрифт:
Дух, наверное, питерский. Добрый. Человек. Друг своих друзей.
Сергей Довлатов. Собственной персоной.Мечтатель вдохновенный, окрылённый.Достоинств – просто не счесть.Рост – метр девяносто шесть.В жилах его – две крови: армянская с иудейской.Всё ему в мире – внове. А парень он – компанейский.И, несмотря на то что он крупен, город ему не тесен.Страсть как он любит поговорить с тем, кто…Жара. Середина июля.
Стоим с Довлатовым в очереди за пивом.
Очередь – не просто длинная, а с какими-то завихрениями, зигзагами, вывертами и дополнениями.
И если кто-то и убывает из неё, то сразу же кто-то в неё вливается, входит, как в давно и хорошо знакомое состояние, и стоит в ней, ждёт, поскольку и совершенно все в ней стоят и ждут, а чего ждут – всем понятно: пива.
Жажду все желают утолить. Вот и стоят. Вот и ждут.
И никто, между прочим, как это в Москве заведено, без очереди вперёд не лезет. Ну, или почти никто не лезет.
Это – исключение из правил. На такие выходки здесь смотрят косо. С осуждением смотрят.
И даже сразу предполагают: если кто без очереди к пиву прорывается, то, скорее всего, это не питерский человек, это – из Москвы. И нередко такие предположения оказываются верными.
Как известно решительно всем в Питере, лишь один местный человек всегда и везде берёт пиво без очереди, и это не кто-нибудь там, а сам Костя Кузьминский. Но он-то – вне категорий. Он – свой. И ему – позволено.
Другие же – все чужие. И видно их за версту. И ежели норовят пролезть за пивом без очереди, то, ясное дело, такие нахалы уж точно вовсе не питерские, а приезжие, гости залётные, и на сто полновесных процентов, даже больше, они – москвичи.
Однажды Сергей, глядя на такого вот нарушающего все местные правила поведения, и особенно в очереди за пивом, рвущегося к заветному окошечку в будке, взмокшего и очень уж нервного субъекта, при мне поспорил с Витей Кривулиным, что данный субъект – именно москвич. И не на что-нибудь там поспорил пустяковое, а на бутылку водки.
Кривулин сгоряча согласился. Спор так спор. Водка так водка. Главное ведь – убедиться: кто из них двоих окажется прав. А выигрыш, то есть водку, можно и пропить. То есть выпить. На двоих. Или на троих. Это уж как получится.
Довлатов хмыкнул и стал пристально наблюдать за рвущимся к пиву субъектом.
Кривулин, опираясь на палку и окутавшись клубами сигаретного дыма, тоже наблюдал.
Наблюдал за действиями нахального субъекта, не ведающего о том, что стал он объектом спора прозаика и поэта, разумеется, и я, поглядывая также и на обоих моих приятелей.
Сергей, возвышаясь над очередью, видел происходящее до мелочей, как вперёдсмотрящий с мачты.
Витя то и дело вытягивал шею и тоже старался ничего не пропустить. Но вскоре он уставал находиться в таком положении. Для него предпочтительней было просто по возможности спокойно стоять рядом с нами. Палка была для него третьей точкой опоры, причём необходимейшей. С её помощью он и на месте стоял, и передвигался в пространстве. Сейчас вот приходилось ему стоять. Заметно было, что весь он как-то напрягся, даже взвинтился. Не очень-то хотелось ему проспорить. Надеялся он, что всё-таки выиграет.
Между тем время шло. По счастью, ждать нам пришлось недолго.
Пусть роптала толпа, пусть осуждала нахала – ему было на мнение окружающих глубоко наплевать. Вполне вероятно, что руководствовался он пресловутым принципом: для достижения цели все средства хороши. Не знаю, впрочем, что им двигало. Но своего он добился. И довольно-таки скоро. И без всякого ущерба для себя. За вычетом доносящихся до его слуха из очереди укоризненных слов.
И когда взмокший субъект добыл-таки свои две кружки пива, умудрившись пролезть вперёд и демонстративно не обращая никакого внимания на сдержанный ропот воспитанных питерцев, и отошёл со своими кружками в сторонку, и жадно припал губами к пенному напитку, – Довлатов неторопливо подошёл к нему. И мы с Кривулиным тоже к нему подошли.
– Прошу прощения, – вежливо спросил Сергей, – вы, случайно, не из Москвы?
Утоляющий жажду нахал поперхнулся своим добытым без очереди пивом.
Потом поднял на Довлатова маленькие светленькие глазки, сиротливо ютящиеся на красном от прилившей к нему крови рыхлом лице, словно прячущиеся под диссонирующими с этими глазками, слишком густыми и чёрными бровями, шмыгнул почему-то носом и растерянно, как нашкодивший школьник, ответил:
– Да, из Москвы. А что?
– Ничего, ничего! – успокоил его Сергей. – Всё в порядке. Всё в полном ажуре. Благодарю вас.
– А что? Что такое? – заволновался выявленный в питерской очереди москвич. Ну прямо как обнаруженный шпион. – Что-нибудь случилось?
– Нет, что вы! Ничего не случилось. А может быть, и случилось. Но не с вами, – сказал Довлатов.
– А с кем же? – спросил москвич.
– С водкой, – сказал Сергей.
– Почему? – опешил москвич.
– Потому, – сказал Сергей.
– А что? Продавать перестали?
– Нет. Продают. Везде.
– А я-то при чём?
– Притом.
– То есть?
– То есть – при водке.
– А как это?
– Да вот так.
– Нет, я вас не понимаю! – москвич даже пиво прихлёбывать перестал.
– Ну, вы-то не совсем при водке, – сказал Сергей. – Вы, любезнейший, просто – при пиве. С пивом то есть. Взятым без очереди. Ну а мы, все трое, – при водке! – и широким жестом Сергей показал на нас с Кривулиным.
– Ничего не понимаю! – пробормотал выявленный москвич. – Просто голова кругом идёт. При чём здесь пиво? При чём здесь водка? При чём здесь я? – Он вдруг повысил голос: – А вы? Да кто вы такие? Кто вы такие, спрашиваю, чтобы меня допрашивать? Ну? Вы ответьте, ответьте! Что это за расспросы? Пиво. При пиве. Водка. При водке. Что за бредятина? Чушь какая! И так – вон какая жара. А вы: то пиво, то водка, то водка, то пиво. Мрак! И вообще – отстаньте! Я-то вам не мешаю. И никому не мешаю. Пью своё пиво. И всё.
– Не волнуйтесь. Всё в полном порядке, – сказал на это Сергей. – Мы просто поспорили с приятелем, на бутылку водки: москвич вы или не москвич.
– Ну и что? – уже с интересом спросил москвич.
– Я выиграл! – скромно и просто сказал москвичу Сергей. – Я выиграл. Я угадал. Вы москвич. И мы будем пить водку.
– Пейте себе на здоровье, – сказал с облегчением явным и к пиву припал москвич.
– Витя, ты проиграл! – сказал Довлатов Кривулину. – Ты проспорил. С тебя – бутылка.