Седьмая принцесса (сборник)
Шрифт:
«Мой дорогой Ричард!
Герцогине Ванилине, графине Карамели и леди Бланш Бланманже в декабре исполнится по двадцать лет. Значит, сейчас, в июне, — им девятнадцать с половиной. Все три — очаровательные девушки, и талии у них как раз нужного размера. Приезжай и выбирай сам.
Король на это ответил:
«Дорогая тётя Георгина!
Как Вам будет угодно. Я приеду в понедельник. Прошу Вас устроить три бала: во вторник, в среду и в четверг. Пускай каждая из дам потанцует со мной на балу. В пятницу я женюсь на той, которая мне понравится, а в субботу уеду домой.
Ваш любящий племянник
Письмо это Королева получила только в понедельник утром, а король намеревался приехать в тот же вечер! Представляете, как все засуетились, а в особенности — три дамы с осиными талиями! И они, конечно же, бросились за помощью к Большой портнихе.
Герцогиня Ванилина сказала:
— Сшейте-ка мне самый лучший маскарадный костюм не позже вторника — к Первому балу. Да не забудьте прислать манекенщицу, пусть покажет, как его носить.
Графиня Карамель сказала:
— Сшейте мне, пожалуйста, самый удивительный маскарадный костюм, какой только бывает на свете, — это чрезвычайно важно! Доставьте его не позднее среды, ко Второму балу. И пускай самая стройная из ваших учениц покажет все его достоинства.
Леди Бланш Бланманже сказала:
— Я умру от горя, если к четвергу, к Третьему балу, вы не сошьёте для меня самый очаровательный маскарадный костюм в мире. Наденьте его на самую грациозную маленькую портняжку, дабы я могла воочию убедиться во всех его прелестях.
Большая портниха пообещала по костюму всем троим и, едва дамы удалились, кинулась к Лотте — поделиться новостью.
— Надо мозгами пораскинуть да руками поработать, себя не жалеючи, не то не поспеем
— Я наверняка успею, — бодро сказала Лотта. — Шить буду по очереди: сперва герцогине — к завтрашнему вечеру, потом графине — к послезавтрашнему, а уж после — леди Бланш, к четвергу. Я всё успею. Подумаешь, пару ночей не поспать!
— Отлично, Лотта, — промолвила Портниха. — Теперь надо придумать сами платья.
— Герцогиню лучше нарядить Солнечным лучом, ей будет очень к лицу, — сказала Лотта.
— Как раз об этом я и подумала, — вставила Портниха.
— Зато графиню лучше нарядить Лунным лучом, она будет просто обворожительна.
— Ты читаешь мои мысли! — воскликнула Большая портниха.
— Ну, а леди Бланш нарядим Радугой, и она будет неотразима!
— Мы с тобой просто думаем хором! — обрадовалась Большая портниха. — А теперь… Выкрой-ка все три платья да принимайся за шитье.
Выкроила Лотта три платья и принялась шить первое — ярко-золотистое, чтоб сияло и переливалось, будто солнечный луч, от каждого движения танцующей герцогини.
Лотта шила весь день и всю ночь, не видела даже, как в город торжественно въехал король Ричард. Наконец во вторник, за час до начала бала, платье было готово.
— Внизу ждёт карета! — сказала ученицам Большая портниха. — Кому-то из вас придётся поехать во дворец и показать герцогине, как носить это платье. Но кого же послать, ума не приложу? Талия-то всего девятнадцать с половиной дюймов…
— Это мой размер, госпожа, — промолвила Лотта.
— Как это кстати! Ну, Лотта, поторапливайся, надевай платье и в карету!
Лотта надела ослепительной красоты платье, золотые туфельки, маленькую золотую корону с сияющими лучами и, накинув поверх праздничных нарядов свой старый чёрный плащ, побежала к королевской карете. Кучер взмахнул кнутом, и они понеслись. Во дворце Лотте встретился ливрейный лакей. Он и проводил её в маленькую приёмную.
— Подождите здесь, — сказал он. — Скоро в соседние покои придёт герцогиня и вызовет вас колокольчиком. Я гляжу, у вас под плащом чудесное платье!
— Это герцогинино, — оживилась Лотта. — В нём ойа будет покорять сердце Короля. Хотите, покажу?
— Ещё бы!
Лотта сбросила с плеч чёрный плащ и засверкала, точно солнечный луч, пробившийся сквозь чёрную тучу.
— Правда, красивое? — радовалась Лотта. — Как вы думаете, устоит Король против такой красоты?
— Конечно, нет! — уверенно сказал Лакей. И, изящно склонившись, произнёс:
— Герцогиня, позвольте пригласить вас на этот танец! Окажете мне честь своим согласием.
— О, Ваше Величество! — засмеялась Лотта. — Напротив, это вы оказываете мне честь таким приглашением.
Лакей положил руку Лотте на пояс, и они закружились в танце. Жаль только, колокольчик зазвенел некстати — Лакей как раз нашёптывал Лотте, что она сверкает ярче солнечного луча! Но — пришлось Лотте отправляться к герцогине Ванилине. Той платье очень понравилось. Лота показала, как сидеть в нём, как стоять, как кланяться и танцевать. Потом герцогиня надела платье и вплыла в бальную залу.
Л Лотта завернулась в старый плащ и, выходя на улицу, услышала напоследок гром аплодисментов: так встретили в зале сияющую, как солнце, маленькую герцогиню.
Лотта подумала:
— Нет, не устоять Королю перед такой красотой!
И побежала обратно в мастерскую — шить маскарадный наряд «Лунный луч».
Ночь напролёт, а потом день напролёт шила она тончайшее серебряное платье, и к вечеру, когда к дверям подъехала дворцовая карета, оно было готово. Как и накануне, Лотта надела новое платье, накинула сверху плащ и укатила. Как и накануне, молодой ливрейный лакей проводил её в приемную и велел подождать.
— Как вчера прошёл бал? — спросила Лотта.
— Король весь вечер танцевал с Солнечной герцогиней, — ответил Лакей. — Вряд ли графине так повезёт.
— А я в её удаче не сомневаюсь! — воскликнула Лотта и, распахнув чёрный плащ, вышла из него, точно сияющий месяц из полуночной тьмы.
— О, графиня! — сказал лакей и поцеловал ей руку. — Если вы потанцуете со мной, я стану счастливейшим человеком на свете!
— Напротив, Ваше Величество, это мне выпало счастье! — нежно улыбаясь, ответила Лотта, и они опять закружились в тесноте приёмной, а потом уселись и разговорились. Лотта рассказала, что ей девятнадцать с половиной лет, что матушка её горничная, отец сапожничает, а сама она — подмастерье у портнихи. Лакею оказалось двадцать пять лет, отец его работал переплётчином, а мать — прачкой. Сам же он служил лакеем у молодого Короля. И в субботу, после свадьбы, ему предстояло вернуться домой, в соседнее королевство. Эта новость повергла Лотту в глубокую печаль. Лакей спросил, отчего она погрустнела, а Лотта и сама толком не знала. И опять звонок зазвенел очень не вовремя — Лакей, взяв Лотту за руку, говорил ей, что она прекрасней Лунного луча.