Седьмая принцесса (сборник)
Шрифт:
Зато счастливая деревня жила по-прежнему счастливо. Ничегошеньки деревенские не делали, ничего не предпринимали. Конечно, и в счастливой деревне не всякий день гладко шёл. Как-то Мельничиха в сердцах оттаскала Мельника за уши; другой раз бродячий торговец дал Молли Браун фальшивую монетку, а однажды сам преподобный отец хлебнул лишку и горланил песни на всю округу. Только деревенские ни во что не вмешивались. И всё потихоньку налаживалось.
Но вот пришёл день, когда Крошка Тим, так и не женившись, умер, дожив до ста лет. И счастливая деревня стала совсем обычной. Деревенские, оставшись без советчиков, стали поступать как все.
ВСЕГО ЗА ПЕННИ
По дороге из школы Джонни Мун нашёл пенни. Мейбл
— Вот везучий! А что ты с ней сделаешь, Джонни?
Джонни твёрдо знал, чего хочет:
— Куплю шоколадку.
Обедать Джонни Мун не пришёл, к чаю тоже не явился. Под вечер миссис Мун была в полном отчаянии. В школу она сбегала ещё в полдень, а теперь не знала, что и делать. От дома до школы пять минут, городишко невелик, и обычно она с лёгким сердцем отпускала Джонни одного. Многие соседские ребятишки ходили той же дорогой, да и смешно провожать такого взрослого парня — ему же целых пять лет!
Соседи, а с ними и Мейбл Барнард, быстро узнали о пропаже. Расспросив Мейбл, миссис Мун обежала все кондитерские. Но Джонни никто не видел. Продавцы бы его непременно запомнили!
Где же он? Что с ним? Неужели под машину попал? Однако ни в полицейском участке, ни в больнице ничего о Джонни не знали. Может, цыгане увели? И скоро вся округа знала, что Джонни Муна украли Цыгане.
На самом деле цыгане были ни при чём. Просто Джонни Мун нашёл пенни и решил потратить его с толком.
Купить шоколадку в городе — проще простого. Зайди в «Кондитерскую» Портера, в «Пирожковую» или в магазинчик «Сладости», положи на прилавок пенни, и тут же получишь плитку шоколада. Но однажды, давным-давно, Джонни Мун побывал на вокзале на окраине, города — они встречали дядю Тома из Портсмута. Ни до, ни после Джонни там не был, но помнил всё. Народ кругом спешит, суетится; они с мамой, как водится, опаздывают, потому что у миссис Мун всегда полно неотложных дел. И в сумрачном зале возле касс их встречает новый, незнакомый ещё дядя с обветренным, загорелым лицом. Запыхавшаяся миссис Мун долго отдувается, а рядом, за загородкой, пыхтит паровоз — ещё громче, чем миссис Мун. Потом, с победоносным свистом, проносится мимо другой паровоз; над составом, точно знамя, полощется густой белый дым. Джонни запомнил всё. Но больше всего запала ему в душу такая картина: какой-то маленький мальчик подходит к высокому автомату, суёт в прорезь монетку, тянет за рычажок, и прямо ему в руки выскакивает плитка шоколада! Вот уж чудо так чудо! И шоколад тут, должно быть, совсем другой, вкусней, чем в «Кондитерской», в «Сладостях» или в «Пирожковой»! С того дня заветной мечтой Джонни стал вокзальный автомат. Когда-нибудь и он сунет монетку в прорезь, потянет рычажок и получит самый вкусный шоколад на свете. В пенни четыре фартинга. За счастье потянуть рычажок целого фартинга не жалко! А если рядом будет пыхтеть паровоз, а другой с гиком и свистом пронесётся мимо — счастья ещё на два фартинга. А сама шоколадка!.. Короче, когда Джонни Мун нашёл пенни, он без колебаний потопал на вокзал, чтоб без взрослой указки и надзора потратить монету в своё удовольствие. И коротенькие пухлые ножки в самом деле привели его на вокзал, а миссис Мун некого было накормить обедом.
Вот они — автоматы. Сейчас исполнится заветная мечта Джонни Муна! Малыш бросился к крайнему автомату и сунул монетку в прорезь. Сердце бешено колотилось. Он схватился за рычажок, потянул изо всей мочи, — и ему в руки выскочил маленький картонный билет…
Джонни глазам своим не поверил. Неужели волшебный автомат его обманул? Но это же подло! Гадко! Он снова потянул рычажок, но автомат не отозвался. Проглотил его монетку и молчит! Не видать Джонни самого вкусного на свете шоколада. Что же делать ему теперь? Только плакать…
К плачущему мальчику подошла дама. Наклонившись,
— Что случилось, детка? Ну, не плачь! Ты боишься один идти на платформу? Там очень шумно? Пойдём со мной. Я как раз встречаю дочку из Лондона. А ты кого встречаешь?
— Дядю Тома из Полсмута, — находчиво ответил Джонни Мун.
Слёзы мгновенно высохли. Его возьмут на платформу! Какая удача! Уцепившись за руку дамы, он прошёл сквозь толпу через какие-то воротца в огромный дворец с крышей, но без стен. Здесь, в своём особом мире, жили паровозы, здесь иначе пахло, и даже голоса звучали иначе — гулко и странно. Кругом двери, двери — в лавки, в магазинчики, к лестницам, что вели куда-то наверх, к стеклянной крыше, и вниз, в тёмные каменные пещеры. Впереди друг за дружкой тянулось множество тротуаров, а между ними зияли ямы. В одной такой яме, вдалеке, недвижно стоял поезд. И вдруг к тротуару, где стоял Джонни, с ужасным рёвом и грохотом подкатил другой состав и, пыхтя, остановился, закрыв собой все тротуары и поезда.
Ухватив Джонни покрепче, дама принялась отчаянно размахивать свободной рукой:
— Вон моя дочка! Видишь! Гледис! Гледис! Эй, носильщик! Гледис, дорогая, мы тут! Носильщик! Чемодан там, в вагоне. Послушайте, носильщик, куда прибывает ближайший портсмутский поезд? К пятой платформе?
И дама подтолкнула Джонни:
— Беги, малыш, пока не увидишь цифру пять. Ты ведь знаешь цифры?
— Знаю, — ответил Джонни и побежал по каменным ступенькам в таинственную подземную пещеру, он очень торопился: вдруг его остановят и он так и не узнает, что же там внизу, под землёй.
В пещере он пробыл очень долго. Там было так хорошо, что и уходить не хотелось. Шаги звучали иначе, а кругом прохлада и сумрак. Можно расхаживать важно, по-взрослому, топать сколько душе угодно или бегать взад-вперёд, можно притвориться, будто ты — паровоз и, тащишь целый поезд. Ты рычишь, и урчишь, и кричишь «хо-хо!», и не узнаёшь собственного голоса. Ты носишься из конца в конец, кричишь всё громче, топаешь, всё уверенней, бегаешь всё быстрей. И никто тебя не останавливает, все спешат, лишь оглянется редкий неторопливый пассажир да улыбнётся. А иногда ты остаёшься вдруг в пещере совсем один. И снова бежишь мимо щелей, куда уходят все лестницы, откуда проникает дневной свет. Возле каждой лестницы большие цифры, и ты считаешь:
— Один! Два! Тли! Четыле! Пять! Сесть! — и несёшься дальше.
А. цифры отскакивают от стен и набегают снова чужим, незнакомым голосом.
Вдруг Джонни услыхал голос носильщика:
— Эй, парень, по-о-остранись!
Носильщик глянул на Джонни очень сердито — тот даже вжался в стенку, а когда носильщик с тележкой скрылся из виду, мальчик ринулся вверх по первой попавшейся лестнице.
Снова день, снова солнце, но он уже на другой платформе. Воротца, через которые он входил, теперь далеко — через две платформы и две ямы. А Джонни оказался в самом центре вокзального мира. Вокруг люди, люди — стоят, сидят на скамейках, а то и на чемоданах. Невдалеке, в загончике, телёнок. Подойдя поближе, Джонни сказал: «Му-у» — и погладил телёнка по носу. Нос оказался тёплым. Телёнок прянул и отозвался: «Му-у», точно эхо внизу, в туннеле. Посредине этой платформы светился стеклянный домик, там продавали еду и чай в прозрачных коробочках и стаканчиках. У Джонни вдруг засосало под ложечкой, он вспомнил, что не обедал, и подошёл поближе. Стоял он долго и не сводил глаз, с булочек в прозрачной упаковке, а девушка за прилавком болтала с моряком. Наконец она обратилась к Джонни:
— Ну, что ты выбрал?
Джонни побрёл прочь. Неожиданно его догнал моряк:
— Держи-ка, друг! — и моряк сунул в руку Джонни липкую от сахара булочку.
Схватив булку, Джонни тут же шмыгнул прочь, а то ещё продавщица опомнится и заберёт назад. Он даже решил съесть булочку на другой платформе и направился обратно в пещеру. У подножья лестницы он повстречал, а точнее, наткнулся на маленькую девочку с ведёрком и лопаткой, она семенила позади большого семейства: вслед за родителями, сестрёнками и братишками. Девочка сказала: