Седьмая жертва
Шрифт:
Ирочка, однако, оставалась непреклонной. Несмотря на общительность и легкий характер, болтушкой она никогда не была.
– И тем не менее, – твердо ответила она.
– Но ведь с вами Татьяна Григорьевна эти вопросы обсуждает?
– Да, конечно. И со мной, и со своим мужем.
– А с вами? – обратился журналист к соседу.
– Отчасти, – улыбнулся тот. – Но Ирина Павловна права, без Татьяны Григорьевны мы об этом говорить не можем.
– Скажите, а вам не страшно? – резко сменил тему Меньшов.
Ирочка на мгновение смещалась.
– Мне? Ну я не знаю…
– К сожалению, Ирине Павловне совсем не страшно, – снова вмешался сосед.
– Я считаю, что это не правильно, и ведет она себя не правильно, и относится ко всей этой истории совершенно не правильно.
– Скажите… – Меньшов слегка замялся, вопросительно глядя на Андрея Тимофеевича.
Тот угадал немой вопрос:
– Меня зовут Андреем Тимофеевичем.
– Да, спасибо. Скажите, Андрей Тимофеевич, вот вы сосед, живете рядом…
– Он снова слегка смешался, потому что, очевидно, не знал точно, на этом этаже живет сосед или на другом. – Вы на одном этаже живете?
– Через стенку, – подтвердил сосед. – Наши двери рядом.
– То есть вы, вполне возможно, подвергаетесь не меньшей опасности, чем ваши соседи. Тем более вы дружны и частенько здесь бываете. А вам самому не страшно?
– Мне? – Казалось, сосед искренне удивлен. – Мне – нет, я ведь могу постоять за себя. А вот Ирина Павловна не может, и маленький ребенок не может тем более.
– Вы видели ту передачу по телевидению?
– Разумеется, ведь там участвовала моя соседка, которую я знаю. Мне было любопытно взглянуть.
– И что вы почувствовали, когда увидели на экране плакат с угрозой?
Ира ожидала, что Андрей Тимофеевич начнет рассказывать, как он переживал за Татьяну, как ему было неприятно и тревожно, но вспомнила, что во время телемоста его не было дома. Она это точно помнила, потому что во время передачи была дома одна, ужасно испугалась и разнервничалась, увидев плакат, и кинулась тут же звонить соседу, чтобы поделиться своими волнениями. На телефонный звонок никто не ответил, и дверь ей не открыли. Почему же он сейчас сказал, что видел передачу? Она припомнила и то, что в день телемоста сосед зашел вечером, как он сам выразился, «оказать моральную поддержку», но тогда в пылу общесемейного обсуждения Ира не сообразила, что его в момент передачи не было дома. Выходит, сосед солгал? Зачем?
Во второй раз он учел прошлые ошибки и женился на аспирантке. Уж тут он был гарантирован от того, что жена окажется безграмотной дурочкой. Он и другую ошибку учел, насчет ребенка. Аспирантка была молоденькой, всего двадцать пять лет, поэтому он решил форсировать события, чтобы успеть сделать из жены то, что нужно, прежде чем заводить потомство.
К моменту женитьбы ей оставалось проучиться в аспирантуре еще полтора года, а диссертация была только-только начата. Он сам взялся за дело и помог завершить работу в рекордные сроки. Нет, Наташа, его новая избранница, вовсе не была глупа, она и сама справилась бы, он просто помог, чтобы закончить диссертацию не за полтора года, а за несколько месяцев. У него был четкий план, который он собирался неукоснительно исполнять. В двадцать шесть лет его вторая супруга должна была стать кандидатом наук, в тридцать – доктором, в тридцать два – тридцать три получить ученое звание профессора, а потом можно и рожать. Для женщины это еще не поздно, и тогда лет в тридцать шесть она сможет активно включиться в свою профессиональную деятельность и продолжать карьеру.
План казался ему совершенным и абсолютно выполнимым. А главное – разумным. С первой женой не повезло, но вторая-то уж обязательно должна стать достойной высокого звания члена семьи Данилевичей-Лисовских-Эссенов.
План, такой разумный и совершенный, на первых порах выполнялся гладко и без сбоев. В двадцать шесть лет Наташа стала кандидатом наук, и на защите один из оппонентов вполне серьезно
Несколько осложняло ситуацию и то, что Наташа на удивление легко беременела. Про таких женщин говорят, что рядом с ними достаточно положить мужские брюки – и они через девять месяцев родят. Разумеется, план не позволял заводить ребенка раньше времени, и процесс создания докторской диссертации сопровождался семью абортами. Наталья не роптала, она боготворила мужа, готова была на него молиться и априори считала правильным все, что он говорит и делает. И конечно же, она готова была сделать все, чтобы стать достойной, как он того требовал.
Ее профессиональный энтузиазм радовал мужа, и близкие перспективы завершения задуманного грели его душу. Однако каждый последующий шаг давался все с большим и большим трудом. С теоретическим мышлением у Наташи возникли проблемы, и она плохо понимала то, что пытался втолковать ей ее ученый супруг. В конце концов диссертацию» она дописывала буквально под его диктовку и на защите едва не провалилась, потому что не только не смогла внятно ответить на вопросы членов ученого совета, но и не всегда понимала сам вопрос. Положение спас ученый секретарь, который во всеуслышание заявил с места, что просит членов совета быть снисходительными к диссертанту, ибо она, во-первых, пришла на защиту с высокой температурой, а во-вторых, сильно волнуется. Всех присутствующих это вполне удовлетворило, потому что сама работа, судя по автореферату, была блестящей. Наталья и в самом деле была с температурой и чувствовала себя не лучшим образом, потому что только накануне сделала очередной аборт и, по всей видимости, не очень удачно. Но к процедуре защиты диссертации это никакого отношения не имело: она действительно не понимала изрядной доли того, что было написано в ее работе.
Три следующих года были посвящены тому, чтобы сделать Наташе имя в научном мире. И она, и ее муж бились над этой задачей изо всех сил, но с каждым днем становилось все яснее: она явно не тянет. Добротная кандидатская диссертация оказалась верхом ее интеллектуальных возможностей. Оба они не желали мириться с этим и упорно шли к цели: монография, научные статьи, доклады на крупных конференциях, руководство аспирантами. Статьи и доклады проходили незамеченными, монографию отклонил редакционно-издательский совет как нуждающуюся в коренной переработке, а из четырех аспирантов трое не завершили работу над диссертацией под ее руководством, всем им были назначены другие руководители, потому что каждый раз оказывалось, что уважаемая Наталья Сергеевна не разделяет научные воззрения своего подопечного и просит освободить ее от научного руководства. На самом же деле она их просто не понимала, а если понимала, то не замечала грубейших ошибок, которые просто обязан замечать и исправлять научный руководитель. При таких ошибках работа гарантированно проваливалась на защите, что и случилось с ее первым аспирантом.
Муж помогал ей чем мог, кроме одного: он не написал больше ни единого слова за супругу. Он готов был обсуждать с ней научные проблемы с утра до вечера, объяснять то, чего она не понимает, доставать самую дефицитную литературу, делать редакционную правку ее рукописей, но ни в коем случае не придумывать что-то вместо нее. Он вовсе не был настроен обманывать самого себя и окружающих, ему достаточно было истории с ее докторской. Да, он тогда дописал за Наталью диссертацию, искренне желая ей помочь, но потом спохватился. Что он делает? Кого он пытается обмануть? Бабушка уже умерла.