Седьмая жертва
Шрифт:
Выдавив из себя псевдорадостную улыбку, Настя расцеловала родственницу.
– Дашуня, ты продолжаешь расцветать, попирая все законы природы, – пошутила она. – В пятьдесят лет ты будешь выглядеть первоклассницей.
Сняв куртку и ботинки, она протиснулась в комнату. На столе рядом с компьютером красовался неземной красоты букет каких-то экзотических цветов и большой яркий пакет. Брат Саша, сидя на корточках, колдовал над видеомагнитофоном. Подойдя к брату, Настя ласково взъерошила волосы на его голове.
– Привет, чем занимаешься?
– Примус починяю. У тебя что-то со звуком. Сама не заметила?
– Не-а. А где профессор?
– Помчался
Разницы Настя не почувствовала, она просто не помнила, каким был звук раньше, но из вежливости солгала:
– Еще бы! Санька Золотая Ручка, вот ты кто.
Саша не торопясь поднялся, распрямил спину и обнял сестру.
– Пока твоего мужа нет, я задам тебе неприличный вопрос. Можно?
– Валяй, – разрешила она.
– Это что такое?
Он выразительным жестом показал на сложенную у стены кучу стройматериалов.
– Это? Это, Сашенька, неоконченный ремонт.
– И сколько времени это длится?
– С августа. Ну, ты сам понимаешь.
– То есть практически три месяца, – уточнил Саша. – И как это, по-твоему, называется?
– А как? – удивилась Настя. – У юристов это называется форсмажорными обстоятельствами. Никто не мог предполагать, что банки рухнут в одночасье. Я не понимаю, что тебя обеспокоило?
Саша устроился на диване и потянул Настю за руку, усаживая рядом с собой.
– Скажи, пожалуйста, сестренка, ты что – сирота казаннская? У тебя родственников нет?
Настя нахмурилась. Она понимала, к чему брат затеял этот разговор и отчего спешит поговорить с ней в отсутствие Чистякова. Лешка не одобрит такую постановку вопроса, она это знала точно, да и ей подобные варианты были не по вкусу.
– Саша, ну при чем тут…
– При том, что у тебя есть брат, который обязан тебе по гроб жизни, а ты как последняя эгоистка не даешь ему возможности сделать для тебя хоть что-нибудь, хоть самую крохотную ерунду. Почему ты не сказала мне, что у тебя проблемы с деньгами? Я что, Гобсек какой-нибудь, по-твоему? Я для чего деньги зарабатываю?
Настя пожала плечами:
– Откуда я знаю? Наверное, чтобы чувствовать себя богатым и независимым.
Чтобы содержать жену и сына. Чтобы платить большие алименты первой жене и дочери. Чтобы родителям помогать. Ну что ты ко мне пристал? У меня, между прочим, праздник сегодня, а ты с глупостями лезешь.
Каменский рассмеялся и прижал сестру к себе.
– Это не глупости, сестренка, это нормальные отношения между родными людьми. А деньги, чтоб ты знала, я зарабатываю для того, чтобы они мне приносили радость. Например, радость сделать тебе что-нибудь приятное или полезное. Сколько нужно добавить, чтобы закончить этот ремонт в рекордные сроки? Считай, что это мой подарок ко Дню милиции.
Она отрицательно покачала головой и встала с дивана.
– Не надо, Сашенька, это унизительно для нас. Мы сами как-нибудь справимся.
Каменский вытаращился на сестру с выражением полного непонимания.
– Это уни… Как? У-ни-зи-тель-но? – произнес он по слогам.
– Да, – твердо повторила Настя, – унизительно. По крайней мере для нас с Лешей.
– Та-ак, – протянул он, вслед за Настей поднимаясь с дивана, – значит, ты полагаешь, что принимать помощь – это унижение?
– Нет, я так не считаю. Помощь – это помощь, но это означает, что ты попал в ситуацию,
Да, квартира в чудовищном состоянии, плитка ободрана, обоев нет, и все такое, да, посреди комнаты громоздится куча барахла, о которую я недавно расшибла ногу, спасибо – не голову, но это совершенно не смертельно. Ты понимаешь меня? И я не хочу ничьей помощи, я спокойно могу подождать, пока финансовое положение нашей семьи обретет какие-то четкие очертания, и самостоятельно закончить ремонт. Квартира в таком состоянии, как у меня, – это противно, тут я с тобой согласна, но не смертельно. Все, Сашенька, дискуссия окончена, слышишь, Чистяков в дверь скребется.
От входной двери действительно раздавался скрежет ключа.
– Хорошо, – вздохнул Каменский, – от тебя толку никакого. Я с твоим мужем поговорю.
– Попробуй, – усмехнулась Настя, – услышишь то же самое, только в более грубой форме.
Она не ошиблась. Примерно через сорок минут после начала праздничного ужина Саша Каменский снова завел разговор о материальной помощи семье сестры, на этот раз адресуя свои аргументы непосредственно Леше, но Чистяков оказался более дипломатичным, чем Настя, и в то же время более жестким. Он даже не стал пытаться объяснять свою позицию, как это делала его жена, и не добивался понимания, он просто заявил:
– Саша, я благодарен тебе за доброе отношение. Я знаю, что ты нас с Аськой любишь, и прошу тебя дать мне слово: если мы к тебе обратимся за помощью, ты нам не откажешь. Ведь не откажешь?
– О чем разговор! – тут же отозвался Каменский.
– Ну и славно. И можешь быть уверен, мы к тебе обязательно обратимся, когда в этом будет настоящая необходимость. Граждане родственники, предлагаю выпить за нашу милицейскую даму, у нее сегодня праздник, и не след об этом забывать!
Чистяков решительно дал понять, что тему развивать не намерен. Настя была благодарна ему за то, что неприятный разговор заглох, едва начавшись. Не участвовать в нем она не смогла бы, это выглядело бы неприличным, а участвовать не хотелось. Ей вообще не хотелось ни в чем участвовать, и Настя испытывала смутное чувство вины за то, что тяготится обществом близких ей людей. Саша и Дашуня искренне хотели доставить ей радость, купили цветы и подарок, приехали, чтобы поздравить ее с праздником, а ей это не нужно… Ну совсем не нужно. Не вообще, а именно сейчас, в этот день, сегодня. Потому что сегодня Шутник сделал очередной шаг навстречу. ЕЙ навстречу.
«Я приближаюсь к тебе, дорогая».
Он предупредил ее об этом неделю назад. Ее, а не Татьяну.
А она не поняла, гнала от себя эту мысль, ей легче и проще было думать, что Шутник обращается не к ней. А сегодня он заявил об этом прямо, и мило поинтересовался:
«Как дела, дорогая? »
Он наглеет прямо на глазах…
– Как дела, дорогая?
Настя вздрогнула и выронила вилку, затравленно озираясь.
Но ничего страшного не происходило, рядом с ней сидела Дашенька и улыбалась ей своей изумительной, озаряющей все вокруг улыбкой.