Седьмое таинство
Шрифт:
— Я, наверное, лет сто не ел конины, — пожаловался Капуа. — В наше время ее нигде и не найти. Но все равно, лошадь-то уже мертвая, разве нет?
Тереза звучно шлепнула его ладонью по плечу.
— Если бы люди не покупали конину, то не стали бы и забивать лошадей, чтоб ты потом их жрал, идиот!
— В таком случае не стали бы их и разводить, не так ли? Ну за исключением пони, для детей богатеньких. К тому же, — помощник патанатома указал на участки будущей застройки, мелькавшие за окном, — я что-то не вижу тут подходящего для них рынка. Стало быть, вместо того чтобы быть мертвыми, они просто не родятся. Вы полагаете, так будет лучше?
Некоторое время после этого все молчали. Потом Перони
Группа вылезла из машины. Перони нажал на кнопку звонка.
— Какое на этой бойне расписание работы, как ты думаешь? — спросила Тереза. — Я что хочу сказать… сама-то понятия не имею, как они работают. Никогда не сталкивалась с людьми, которые занимаются подобными вещами.
Тут Лупо замолкла. Из боковой двери здания появился пожилой коротышка и прихрамывающей трусцой, явственно свидетельствующей о неполадках с тазобедренным суставом, зашаркал в их сторону.
Он остановился перед воротами и подозрительно уставился на полицейских сквозь железные прутья решетки. Коста показал ему свое удостоверение и спросил:
— Кальви?
Коротышки с густыми моржовыми усами был одет в толстую брезентовую куртку. Грязную.
— Он самый. По поводу Джорджио, я полагаю.
— С чего вы взяли?
Тот вздохнул и отомкнул замок на воротах. Мощный тяжелый механизм. Без ключа внутрь не попадешь. Ни за что не попадешь, особенно если с вами увязался не слишком уверенный в себе приятель.
— Да утром звонили из полиции, из отдела надзора за условно-досрочно освобожденными. Я ничего не понял. Освободили его или нет? Если нет, так и скажите. Так как?
— Вы новости по телевизору не видели? — спросил Коста.
Мрачные обстоятельства смерти Тони Ла Марки уже стали достоянием сводок теленовостей. Нику даже думать не хотелось о том, какие кошмарные подробности, высосанные из пальца, выльются завтра на страницы газет. Но квестура свое дело знает туго. Имя Джорджио Браманте в качестве основного подозреваемого репортерам все же подсунули. Учитывая не остывшую еще память о его предыдущем деле, нынешняя история имела все признаки того, что СМИ просто обожают. И Коста не мог не задаться вопросом, понимал ли это Бруно Мессина, когда зазвал к себе нескольких теле- и газетных репортеров, своих приятелей, желая немного оживить обстановку. Четырнадцать лет назад все симпатии были на одной стороне — все сочувствовали Браманте и, косвенно; выпертому со службы отцу Мессины. Если теперь это дело раздуют — а это уже казалось неизбежным, — Мессина-младший как опытный политический игрок обеспечит делу нужный ему финал.
— С Джорджио что-то случилось? — Кальви внезапно обеспокоился. — Вот незадача! Бедняге и так здорово досталось. Попал в тюрягу за то, чего никогда не делал. Невероятное невезение!
— Нам надо узнать, где он, — осторожно заметил Коста. — У вас на этот счет есть соображения? Когда его в последний раз видели?
— Он работал вчера в утреннюю смену. До трех дня. Потом отправился домой. И больше не возвращался. Не знаю, где еще он проводит время. Вам надо бы спросить у Энцо Уччелло. Они вместе в тюрьме сидели. И освободились примерно в одно время. Хотя нет, Энцо вышел на пару месяцев раньше Джорджио. Отличные ребята. Хорошо работают. Я не возражал бы, попросись они в отпуск.
Тереза перехватила взгляд Косты, показав глазами: вот тебе зацепка.
—
Кальви кивком указал в сторону здания:
— Он сейчас работает.
— Не возражаете, если мы зайдем?
— Это все-таки бойня, — напомнил хозяин. — Сами должны понимать. У нас, конечно, чисто, сплошная гигиена, как велят в муниципалитете. Ну, я вас предупредил…
— Спасибо. — Тереза улыбнулась. — Ведите.
Кальви пошел впереди, остальные последовали за ним, чуть отстав.
Еще в машине Лупо успела объяснить, в чем заключается проблема. Первичный осмотр — а мнение Терезы, основанное на первичном осмотре, редко оказывалось неправильным — показал, что Тони Ла Марке нанесли два серьезных ранения: острым шипом или крюком в спину, под лопатку, что наверняка было чрезвычайно болезненно, но не смертельно. У патанатома уже были по этому поводу некоторые соображения. Потом в результате не объясненных пока действий у убитого образовалась огромная рана в груди — круглая дыра сантиметров сорок в диаметре. Розе Прабакаран вполне можно простить, что она приняла эту рану за результат выстрела в упор из охотничьего ружья. Если не считать отсутствия ожога и следов пороха и дроби, а также наличия совершенно белых, чистеньких и никак не поврежденных ребер, торчащих наружу, то, как заявила Тереза, сама она, спустившись в крипту, при первом взгляде на труп подумала бы то же самое. Но убит Ла Марка был совершенно необычным способом. И орудие убийства, по ее мнению, имело какое-то отношение к работе Браманте на бойне. Может, нож. Или какой-нибудь другой острый инструмент. То, что обретается там, за этими стенами, во внешнем мире встречается не слишком часто.
Владелец бойни распахнул дверь, и вошедшие зажмурились от яркого света и жуткой вони. Вдоль всего потолка тянулись ряды ярких ламп, словно батареи миниатюрных солнц. Как только глаза привыкли к свету, Коста обнаружил, что помещение бойни пусто за исключением одного-единственного индивидуума, шваброй сгоняющего некую массу, больше всего похожую на буро-коричневую грязную воду, в проложенный по центру дренажный канал.
— Вам повезло, — заметил Кальви. — Приехали в промежуток перед привозом очередной партии. Однако, — он демонстративно поднял руку и посмотрел на часы, — примерно через тридцать минут сюда прибудет очередной грузовик. Я вас предупредил. А теперь мне надо с бумагами разобраться. С Энцо сами поговорите. Эти бывшие зэки не любят, когда им напоминают об их прошлых делишках в присутствии посторонних.
Тут хозяин вдруг замолчал. Все тоже молчали. Откуда-то снаружи донесся резкий звук — лошадиное ржание. Испуганное ржание, громкое и высокое, вопль божьей твари, молящей о милосердии. А следом за ним — топот копыт по деревянному настилу.
— К этому постепенно привыкаешь. — Кальви захромал прочь, предоставив полицейских самим себе.
ГЛАВА 19
Свет был такой яркий, что резало глаза. Алессио Браманте посмотрел на выключатели на стене и понял, что надо что-то с ними сделать. Он больше не может сидеть вот так, один в этом ослепительно желтом море света. Ощущение создавалось такое, что на него все время смотрит мерзкий электрический дракон. Фантазеру всегда было хорошо в темноте. Не в полном мраке, в котором большую часть времени проводил отец, когда работал под землей, нет, а в спокойном полумраке, как рано утром, в час, когда в мире есть место для игры воображения; в час, когда можно помечтать о наступающем дне; когда он вновь пройдет по площади, спроектированной Пиранези; о моменте, когда заглянет в замочную скважину, увидит вдали сверкающий купол и скажет отцу, на радость им обоим: «Я его вижу. Мир по-прежнему на своем месте. И жизнь может продолжаться».