Сегодня – позавчера

Храмов Виталий Иванович

— Это как? — Андрей не понял.

— Обленившееся разумом, сердцем и душой.

— А-а. Не знал, что так бывает.

— Натан, ты скажи, она свой дворянский апломб проявляет?

— Ни разу не видел. Но всё у неё как-то иначе получается. Как-то чище, возвышеннее. А это, что ты назвал, может и не присуще ей.

— Эх, если бы они все так смогли — высокомерие попридержать, да делом бы занялись — без революций обошлись бы.

Мои собеседники разом напряглись, стали озираться. М-да, за языком-то следи!

— Ты не против встретиться?

— Конечно, нет. С чего вдруг? Человек нужным, полезным делом занят. Профессия уважаемая — не всяк сможет. А происхождение? Это как родинка на лице. Ну, есть. Ну, стесняешься. Ну и что? Человек-то причём? Он не выбирает, откуда в свет прийти. Человека судить можно только по его жизненному пути.

— Да, как шрам, — добавил комбат, больное это у него.

— Хорошо ты сказал, Виктор. Я запомню дословно. И ей передам. Как бальзам на душу ей слова твои будут. Особенно сыну её. Взрослеет он. Мир видит искажённо.

— Ну, вот и порешили. Натан, помоги в этом. Очень уж мне интересно, что за чудо он там видит, контуженный этот. Пошёл я. Нельзя мне с подчинёнными пить.

— Литр коньяка выели — вспомнил, — удивился Натан, — я тебе припомню!

— Натан, ну, правда. Я же теперь не боевой пенсионер, а комбат. На фронт меня не возьмут, такие, как ты, медики-душегубы зарубят.

— И я к этому первый руку и приложу. Меня ведь не пускают. На финскую пустили, а сейчас — нет.

— А я-то тут причём?

— Что ж мне одному оставаться?

— Еврейская морда! — хором, с комбатом, воскликнули мы.

— Да пошли вы по весёлому адресу. Вот подготовлю двух хирургов себе на смену, тогда, Андрюха, вместе на фронт и пойдём. Пропишу я тогда тебе — «годен». А пока этих щеглов научи, чему тебя тётка-война научила. Да, давай иди уже. Два часа уходишь, не уйдёшь никак. Надоел.

— Злые вы. Уйду я от вас. Давай на посошок. Что глазами хлопаешь. Обмануть хочешь? Кого, меня? Да, я твою еврейскую морду насквозь вижу. Доставай. Я же слышал звон не литра в редикюльчике твоём, а как минимум трёх стекляшек. Не делай ангельские глаза — от командира разведроты не спрячешь, особенно коньяк.

— Уел ты меня, Андрюха.

Разлили, выпили, закусили. Комбат как-то чудно стукнул каблуками, кивнул:

— Честь имею!

И свалил, оставив меня с открытым ртом.

— Это что было?

— Не обращай внимания. Он тоже контуженный. Правда, его посильнее твоего порвало. Вот теперь к месту и нет царских офицеров пародирует. Если бы не орден — ох и огрёб бы. А так — пожимают плечами, пальцем у виска покрутят и махнут рукой — контуженный. Ты лучше спой.

— Да, что я тебе, Шаляпин?

— Что ты ломаешься, как девочка. Я вообще старше тебя по званию — прикажу.

— А в ухо? Я тоже контуженный. Ладно, что-нибудь сейчас вспомню. Слушай. Не помню, что это, похоже, молитва:

Ночь. Над Русью ночь И гладь небес. Млечный Путь так Предвещает. Тьма Во степи. Рыщут шакалы. Ведь, Русь в ночи, как чаша туманом Сон-травой, испита дурманом И во лжи росою полита Белый конь ступает копытом По восходе солнца над Русью Поднимайтесь, русские люди! Разжигайте горны во кузнях! Здесь жатва кровавая будет! Степь Руси здесь Слабый зов здесь Бродит тень здесь Сына кличет мать. Но, Спят сынки. Лишь Слышится стон слабый. Здесь была кровавая битва Пала рать изменою бита Болью стонет мёртвое поле Зверя вой врезается в поры. Родина взывает по праву И земля, испившая крови Отомстить кровавым шакалам Выкинуть чужестранных уродов Чёрный дым здесь Казнь сынов здесь Смерть мужей здесь Портят белых дев здесь Чёрный дым. Над Русью вой слышен Погибает русская раса Празднуют враги в нашем доме Собирайте новые рати Бой врагу в подарок готовьте Не погибнет русская раса Не бывать врагу в нашем доме Растерзайте вражие стяги Пламя верните в родные чертоги Родина взывает по праву И земля, испившая крови Отомстить кровавым шакалам Выкинуть чужестранных уродов Подняв стяги, идут поколенья Отомстить за преданных смерти И за жён, иссеченных плетью, За детей, закованных в цепи. Родина взывает по праву И земля, испившая крови Отомстить кровавым шакалам Выкинуть чужестранных уродов Погибает русская раса Празднуют враги в нашем доме Собирайте новые рати Бой врагу в подарок готовьте Не погибнет русская раса Не бывать врагу в нашем доме Собирайте новые рати Растерзайте вражие стяги

Долго молчали. А как говорить? Даже у меня кожа мурашами покрылась, а Натан вообще впервые услышал. Потрясён. Молча разлил, выпил, даже меня не дожидаясь.

— Сейчас их рвал бы, — наконец сказал он, — ты песня эту не прячь от людей. Это очень сильно. Эх, по радио бы её передать. Родина взывает по праву. Да…

Ещё по одной. Мир вокруг стал «мерцать». Похоже, я скоро «выпаду в осадок».

— Откуда эта песня?

— Это плачь, не песня. Не знаю. Слышал в Интернете.

— В интернате?

Я махнул на него рукой:

— Ничего-то ты не знаешь.

— Вить, кто ты? Я ведь знаю — это не контузия. Я-то знаю. Кто ты?

Я схватил его за голову, упёрся лбом в его лоб:

— А ты никому не скажешь?

— Нет. Я же твой друг.

Я оттолкнул его, помахал пальцем перед его носом:

— Я знаю… Вы, евреи все хитрые. Напоил меня, чтобы я тебе всё рассказал? Но! Я не Павлик Морозов, я молчать не буду! Ха! Ты думаешь я шпиён? Это ты шпиён! Агент глобального сионизма! Думаешь, я не знаю заветов ваших сионских мудрецов?

— Вить, ты что? Ты это серьёзно?

— Вот только не плачь. Русский я. Родину люблю. Жену и сына люблю. Далеко они. Так далеко, что не дойти, не доехать. А я на испытании. Понял? Испытательный срок. Второй шанс. Надо мне всё исправить. А что делать — ума не приложу. Даже не пойму, почему здесь и сейчас. Тут и без меня всё прогно… прогназиро… шоколадно тут всё. Пучком. Все дружно делают всё верно. Только на выходе полный… И ведь вы молодцы, нешто мы. А мы лохи. Лузеры. Просрали всё, что можно. И чего нельзя, тоже прое… проёжили. И как мне им в глаза смотреть? А Ему? И ведь я знаю — от моих тр-р… трепыханий ни…, ни холодно. Личность и роль её в истории? Так — то личность, а то — я… Прав был дедушка Ленин. Или Сталин? Да ладно! В общем — массы делают историю. А личность эти массы растопчут. Чё мне делать, а, Натан? Не знаешь? И я не знаю. Знаешь? Победить? Да, это мы победим! Это мы смогём! Только вот как? И какой ценой? Любой? Как там? Одна на всех, мы за ценой не постоим? А надо бы постоять. Думаешь — победим — и мир сразу идеальным станет? Да вот хрен ты угадал. Немца одолеем, а там англы ядом иглу пропитывают, амеры во-още едрён батон мастырят. Будут им над миром трясти, пугать всех. Да мы им всем, этим душегубам, поперёк горла. Ишь, удумали — власть народную построили. Да разве паразит-капиталист отдаст кормушку? Не-е-ет. Уничтожить, отравить, обмануть, мозг запудрить, засрать сознание, опять на шею мужику сесть, да ножкой покачивать. Ничего они не пожалеют, твари, лишь бы нас, народ-богоносец извести, извратить. Так-то. А ты — «немец»! Да, их па-руссаков, самих объегорили с этим нацизмом ихним. Стравили два народа, которым и делить-то нечего. У-у, ненавижу! Да, давай! Хороший коньяк. Вот ты, Натан, и еврей вроде, а нормальный мужик. Как у нас говорят — свой пацан. Вот, ты меня уважаешь? А за что? Дурак, ты Натан, хоть и еврей. Мразь я, Натан. Нехороший человек. Редиска. Так, — жил, жил, да и помер. А тут — шанс. Второй. За что? Ведь я — никто. Серое унылое ничто. Как и все. Ты знаешь как нас, моё поколение, называли? Потерянным поколением. Мы потерялись. Или нас потеряли. А ещё — кое-какерами. Потому, что всё кое-как. А, на хрена? Для кого? Для себя? А мы кто? Знаешь, как это быть потерянным? А вот так — ты вроде и есть, а вроде и нет. Нет тебя и хрен с тобой. Никто и ничто. Давай ещё. У-ух, хороший коньяк. Запарил я тебя? А ты не парься. У-у-у! Похоже, я накрываюсь медным тазом. Сознание! Пока! До встречи на орбите!

Всё. Мир моргнул и погас.

Я открыл глаза. Ё-моё, как же мне хреново! Где я? Чё за…? Как я тут оказался? Почему решётки кругом? А, это кровати. Как же голова болит. Будто Максимка долбит под затылок кувалдой. А где все? Ё! Так я в 41-м! И я бухал вчера с аборигенами. Дурак! Долбоёж! Ну, как можно было допустить? И что я по-пьяни выболтал? Удод! А проснётся в друге-еврее партийная сознательность? И придут за мной эти, что «питьсот-мильонов-невино-убиенных». Как они сейчас зазываются? Не «кровавая гэбня» же? ГКПУ? НКВД? Скрутят, поволокут в лаборатории опыты проводить, вместо белых крыс. Или к САМОМУ БЕРИИ? Я представил себе кавказкое лицо в круглых очках и усмехнулся. Я не боялся. Ну, совсем. А, может и к лучшему? Выложу, всё, что знаю — и трава не расти! Пусть сами разбираются? А я туристом стану — Москву 41-го увижу, может быть, в реале Сталина, Берию. Ух, блин, аж дух захватило. Да, было бы круто.