Сегодня – позавчера
Шрифт:
— Не о том я тебя спросил.
— А что же я ещё скажу? У меня за душой и нет больше ничего. Ну, ещё добавить можно, что контужен. А вы думали, я сразу шпиёном себя назову? Явки — пороли? Так рано ещё — даже не били.
— А бить будем?
— Да, тоже бесполезно. Устанете только. И я просто так не дамся. Покалечу. А я этого не хочу.
— Да, это ты неплохо умеешь. Откуда только? Ответ из твоей части однозначно говорит, что ты не владеешь никаким единоборством.
— Запрос пришёл? Быстро. А военкомат получил? Нет? Жаль.
— У нас свои способы получения сведений.
— Не сомневаюсь. Единственное, не пойму — это допрос такой? Или светская беседа?
— Допрос будет позже. Сильно ты мне непонятен. Решил на тебя своими глазами посмотреть.
— Польщен честью, мне оказанной. Но, чем обязан?
— Не догадываешься? Только появившись в городе, ты создал ворох непонятных проблем. Твоё поведение сильно выбивается за рамки.
— Это как?
Чекист вернулся за стол, открыл папку:
— Участвовал в восстановлении путей?
— Да. Ну, как участвовал? Ходил, орал. Я, считай, ничего не сделал. Они сами.
— Организовал снабжение госпиталя свежими продуктами.
— Так, то не я. Это комсомолки.
— А они дружно пальцем на тебя показали.
— Вот, блин, сдали. А ещё комсомолки.
— Только появившись в части, покалечил четыре человека. Это тоже они сами?
— Нет. Вот тут отпираться не буду.
— Зачем ты это сделал?
— Посчитал это единственно верным решением. Ясно же, что это ворьё. Но при должностях. Вывести их на чистую воду может и просто, проверив бухгалтерию, но кто станет заниматься? До этого не занимались, наверно, не фатально. А для моих планов фатально. Они выведены за скобки, до окончания формирования подразделений под ногами мешаться не будут. А там — уже не мои проблемы.
— А чьи?
Я пожал плечами. Чекист задумчиво смотрел в окно.
— Единственно верно, говоришь? И какие твои планы?
— Помочь создать боеспособное подразделение, одетое, обутое, сытое, обученное, морально настроенное на победу. Или подвиг.
Чекист встал, в задумчивости зашагал по кабинету.
— Почему ты нас не боишься?
— А должен? С чего вдруг?
— Ты второй человек на моей памяти, который не боится нашей организации.
— А кто первый?
— Двадцатилетний ребёнок. Инфантильное дитё, не осознающее последствий. Я думал поначалу, что и твоя бравада имеет ту же основу.
— А сейчас? Убедились, что я не дитё? Всё верно. Я прекрасно осознаю последствия. Я мог бы попасть в руки карьериста, дурака, что в принципе одно и то же. Он бы слепил из меня врага народа, шлёпнул бы по-быстрому, отчитался. Чего тут бояться? Смерти? Никто мимо нее не пройдёт. А умирать страшно только в первый раз. А меня уже вытаскивали с того света. Жаль было бы упущенных возможностей, но на всё воля Божья.
— Верующий?
— Точно знающий.
— Вон даже как.
— Именно так. На Него уповаю, верю — не даст сгинуть зря. Вот и вы оказались на моём пути. Настоящий чекист — холодный разум, пламенное сердце, чистые руки.
— Лесть? Не ожидал.
— Констатация фактов. Чистые руки — форма на вас уже много лет одна и та же, только звания меняются. А должны каждый год новую получать. Или шить. Равнодушны? Нет, форма ухожена, опрятна. Из этого наблюдения делаю вывод, что и богатств особых не нажили при ваших-то возможностях. Считаете, что должность дана вам для служения народу, а не для обогащения? Самолюбие не тешит. Вот это и есть пламенное сердце — служить людям. Не себе, не вождю, а народу. Так? Ну и разум. Ведь не поленились, лично разговариваете с каким-то старшинкой. Было бы проще — дело — ретивому, подписать приговор. Расстрел заменить на фронт — всего делов. Понять хотите. Чтобы как лучше.
— Да, откуда тебе знать-то?
— Да, ниоткуда. Так, дважды два сложил.
— Теперь я понял, чем ты так всех покоряешь. С «губы» даже тебя сюда перевели. Ты знаешь, что тебя врачи чуть не выкрали?
— Откуда? Конечно, не знаю. Это они опрометчиво поступили.
— А комсомолки под окнами дежурят. Смену в госпитале — смену здесь. Твоё командование завалило нас рапортами.
— Блин, а приятно. Волнуются, помочь пытаются.
— Как же ты так повязал всех?
— Хотите по секрету скажу. Только вам. Я иностранный шпион. А этих людей подкупил и загипнотизировал. Вот сейчас с вами поговорим и вы меня отпустите в часть, потом на фронт, где я выкраду планы наступления нашей роты и передам их английскому командованию. Ведь так пишут под пытками ретивых дуболомов?
Чекист сначала удивлённо смотрел на меня, потом от души рассмеялся:
— Бывает и так. А я ведь тебе и то почти поверил. Чуть и меня не загипнотизировал. А ты владеешь?
— Нет. Я говорю правду. Она влечёт людей.
— И в чём она — правда?
— В том, что Родина моя в самой большой опасности, которую помнят ныне живущие. Ведь речь идёт не о потерях земель, смене правителей или грабеже. Вопрос — быть или не быть. Если фашизм не одолеем — русский народ исчезнет, как хазары или финикийцы. Это не люди идут на Москву, а звери, ведомые бесноватым. Они уже жгут села вместе с жителями, они соревнуются в меткости на головах наших детей. Они выделывают человеческую кожу славян и делают из неё перчатки и сумочки. А из костей — шахматные фигурки. Остановить этих тварей можно только навалившись всем народом. Сообща. И все, кто мешает в этом — тоже враги. И я жизнь положу, но остановлю их. Веришь?