Сегодня – позавчера
Шрифт:
— Ого, сколько работы подвалило. По области ещё и десятка батальонов не сформировано. А ещё батареи, связь, танки.
— А вот это тебя уже не коснётся, — усмехнулся Синицын, — не смог тебя отстоять. Забрали тебя.
— Куда это? Без меня — меня женили?
— Твои знакомцы из НКВД добились твоего перевода к себе.
— Ох, ни ху… ху. А за каким … делом?
— А вот там и узнаешь. Сейчас же и езжай. Они и машину прислали. Ты связи свои оставь.
— Бояриновские интенданты и старшины в курсе всех моих источников. Ребята неплохие, оборотистые, особенно Хохол и Горец.
— Ну, давай, старшина, не поминай лихом. Хотя и довелось нам недолго прослужить вместе, рад был знакомству, — Синицын, генерал-майор, встал, обошел стол, пожал мне руку, обнял. Вот ни ху-ху!
— А это от меня, — он протянул мне свёрток. Я развернул. Трубка для курения. Чёрная и гладкая.
— Я заметил — с самокрутками ты справляешься плохо, а папиросы для фронта роскошь редкая. А там ты скоро окажешься. Раньше нас — точно. Считай благодарностью от лица командования.
— Спасибо, то есть — Служу Трудовому Народу!
В управлении НКВД меня проводили в кабинет Тимофея Парфирыча, где я предстал перед его замом. Он протянул мне для ознакомления несколько листков.
— Как там Тимофей Парфирыч?
Зам поморщился, неохотно ответил:
— Приедет скоро. Уже выехал. Ты, давай, живее. Не задерживай. Расписывайся в ознакомлении и приступай к обязанностям. И форму приведи в соответствие — как махновец. Это у Синицына можно партизанщиной заниматься — а у нас — только по уставу. Понял?
— Как скажешь.
Зам нахмурился, потом покачал головой и махнул рукой:
— Парфирыч пусть с тобой разбирается. Мне на глаза не попадайся. Понял?
— Постараюсь.
— Уж будь любезен. Прочёл?
— Да куда там! Тут всякие уставщики отвлекают.
Зам от злости покраснел, вскочил, рот раскрыл, но захлопнул и вышел из кабинета.
— Не срослось… — вздохнул я и стал читать.
Первый приказ — о создании из сотрудников НКВД области отдельного истребительного батальона (но авиация тут не при делах). Штатная структура — согласно приложения N1. Но, самого приложения я не нашел. Второй приказ — о переводе меня в этот батальон старшиной первой стрелковой роты с присвоением звания старшины. На общеармейские звания переводя — я стал лейтенантом. Круто. (Конечно, я обломался. Как оказалось, особые звания ГБ не распространялись на войска НКВД. Я остался старшиной.) Третий приказ — о принятии на вооружения ОИБ НКВД ИЗК «Доспех» с указанием заводу N34 (это тот самый паровозоремонтный) произвести до конца месяца 500 комплектов, с дальнейшим планом производства — 350 комплектов ИЗК в месяц. В приказе указывались ответственные за производство и обеспечение 8, 5 и 3-мм бронелистом.
Я сидел в полном обалдении. Вот это чекисты! Вот это завернули, так завернули!
— Ну, что Кузьмин, ознакомился?
— Так точно!
— Ну вот, уже лучше. Давай, одна нога здесь — другой не вижу!
— Куда?
— «Доспехи» свои поставляй. Теперь тебе «зелёная улица». У Синицына ты снабжение наладил — теперь для нашего батальона постарайся. С нашими возможностями, даже не знаю, чего ты наворочаешь. Всё, что нужно — изложи в докладной. У секретаря оставишь. Всё, что угодно проси — людей, помощь и покровительство обеспечим.
— С вами приятно иметь дело.
— А то! Ты ещё здесь?
— Уже нет.
В моё пользование была предоставлена опять та же машина с тем же Иваном за рулём. Он улыбнулся мне, как старому знакомому.
— Куда, Виктор Иваныч?
— Ты мне это брось. Какой я тебе, на хрен, Иваныч? Витей зови. Не дорос я ещё, чтобы меня по-отчеству величать. А поехали к Натану. В госпиталь.
— Я понял.
— Что-то у меня от успехов голова кругом идёт. Дров бы не наломать. Отвлечься надо, мысли в кучку собрать.
Удивить Натана не вышло. Ну, конечно — сын Парфирыча у него лежит в качестве VIP-пациента. Зато получилось «поплакаться в жилетку», т. е. излить поток сознания, облегчив душу. «Насухую». Пить я отказался категорически. Хотелось забиться в норку и пересидеть, «помедитировать», чтобы собраться с мыслями. А под коньяк мог «запалиться». И так прошлый раз незнамо что наплёл.
— Куда же мне «потеряться» на пару дней?
— В запой.
— Не пойдёт.
— Долг отдай.
— Это как?
— Ты же с Катериной не рассчитался. А она ждёт. Свиньёй будешь?
— Нет.
— Ну, вот тебе и выход. А народу возвестим, что ты в запое и в загуле на пару-тройку дней. А там и Тимофей Парфирыч вернётся. При новом звании, да с наградой.
— Да ты что? А ехал на «утро стрелецкой казни».
— Вот так-то. Так что, давай, машину отпускай. Для всех — ты со мной запил. Пёхом дойдёшь, не барин. А что ты в железе весь, как дон Кихот? Тут, вроде, не стреляют, спасибо Парфирычу.
— Привыкнуть к тяжести надо. Ощущать не должен полностью. Как кожа должен доспех быть.
— И как, получается?
— Болит всё тело, будто в галтовочном барабане меня с чугунными чушками крутили.
— У-у, ты какой стал. Терминами какими сыпешь.
— Завидуешь? Завидуй молча.
— Молчу. Так ты идёшь?
— Да, иду. Долг — это святое.
Катерина была рада. Растерялась, закудахтала, ребятишки мельтешили в радости (с чего вдруг?). Ваську я знал, оказалась ещё и девочка, симпатичная, как ангелок. А я, мужлан чёртов, с пустыми руками. От обеда отказался, скинул сбрую, сразу приступил к «возвращению долга». Хотя, Катерина лукавила — её хозяйство было в приличном состоянии благодаря стараниям подрастающего Васьки. Да и я не сильно рукодельный. Даже безрукий — так точнее. Но, тем не менее, вместе с Васькой, провозились до вечера.
После ужина Катерина постелила мне в комнате, дети тихо исчезли (оказалось, ушли к соседям ночевать). Я, конечно, отказывался, но… В общем… остался я на ночь.
И ещё на сутки.
Потом за мной пришла машина. Ванька, как ни в чём не бывало, спросил:
— Куда?
— На завод.
Когда уже ехали, я спросил:
— Как в конторе дела?
— Тебе увольнительную оформили. И на завтра тоже. А сегодня, отчего-то, послали. Езжай, говорят, проведай. А Тимофей Парфирыч ещё не вернулся, — Иван явно предугадал мой вопрос, — Санёк говорит — в Тулу заехал.