Сегодня – позавчера
Шрифт:
Я так и уснул, сидя. Мельник накрыл меня, вытряхнул трубку, сунул мне в карман.
— Пошли, немчура поганная, чего вылупился? Я тебе за такого человека кишки сейчас на кулак намотаю, тварь. Это надо — Медведя из строя вывел. А если бы убил — я тебя бы бритвой, как балык, бы строгал, по миллиметру.
Он так и увел немца, ворча. Как будто немец понимал его угроз.
Меня растолкали. Я с трудом открыл глаза и столкнулся с внимательным и тревожным девичьим взглядом.
— Товарищ старшина, пойдёмте, вами займёмся.
Я потряс головой и чуть не упал при этом. Она меня удержала.
— Тяжёлых в медсанбат отправили?
— Да, уже всех обработали и отправили на грузовике сразу на станцию. Пойдёмте. Вас надо срочно оперировать — все бинты промокли.
— Как тебя зовут, красавица?
— Ксюша.
— Ксюша? Пойдём, Ксюша. Не надо, я сам. Нет, я нормальный. А ты знаешь, про тебя песня есть. Слушай:
Ксюша, Ксюша, Ксюша, Юбочка из плюша, русая коса. Ксюша, Ксюша, Ксюша, Никого не слушай! И не с кем сегодня не гуляй!Пропел я ей хриплым голосом. Отхлебнул ещё из фляги. Мимо меня ехали наши «Мухоморы». Подошла артиллерия. Теперь мы дадим немцу прикурить!
Меня завели в палатку, уложили, включили лампу. Лицо в белой шапочке и маске склонилось надо мной. Бездонные карие глаза, чёрные брови.
— Как вы себя чувствуете? — спросил молодой женский голос. Хотел нагрубить в ответ, но осёкся — был бы передо мной мужик — выматерился бы.
— Было бы хорошо — не встретились бы.
Холодный предмет прошёлся по груди, стяжка бинтов ослабла.
— Анестезию, — сказала врач сквозь маску.
— Побереги анестезию для тяжелых. Мне лучше дай флягу. Там, в боковом кармане брюк.
— У нас достаточно лекарств.
— Их никогда не бывает достаточно. Сегодня был только первый бой. И он ещё не закончен. А дня через два-три нас окружат и вообще о снабжении можно будет забыть. Сейчас меня пожалела, а послезавтра будешь ноги отпиливать на живую. Побереги.
— Как вас зовут?
— Меня не зовут, я не Снегурочка, я сам прихожу. Это шутка. Витя я.
— Шутишь? Значит, жить будешь. А фамилия?
— Из под этой маски обращение по фамилии будет оскорблением. А помирать я передумал. Меня и так сегодня танком задавили, застрелили, но я не помер. А уж под такими прекрасными глазами умирать и вовсе стыдно.
— Ну, тогда терпи, Витя!
Я зажмурился. И началось! Она долго ковырялась у меня в груди. Сначала пулю вытащила — она о таз звякнула, потом что-то там ещё ковыряла, рану чистила, наверное. Потом шила. На живую. Сам просил. А я зубами скрипел. И боялся сознание потерять или заорать. Вот, наконец, свежий шов облили чем-то (судя по шипению — перекисью), стали бинтовать.
— Так вот ты какой, Медведь! Теперь я тебя узнала. Молодец, настоящий солдат!
— Ты знаешь меня?
— Все о тебе только и говорят, а вот вижу впервой. Ну ладно, мне пора!
— Постой, как твоё имя?
— Некогда мне, больной! И я тоже не Снегурочка, сама прихожу. И ухожу.
— Вот, чёрт!
Другая девчёночка заканчивала мне перевязку. Я сел — так ей было удобней.
— Больно? — сочувственно спросила она.
— Терпимо. Жаль, рука не слушается.
— Это отойдёт. Пока на перевязи поносишь. А через недельку отойдет. Через пару-тройку недель выпишешься.
Я рассмеялся:
— Дорогая, пока ноги ходят — их здесь не удержишь! Я только из госпиталя и обратно в палату — вот уж дудки! Не все ещё немцы кончились. Куда же ты столько намотала? Как я броню одену? Кадет?
— Здесь я! — отозвался голос с той стороны палатки.
— Всё, пошёл я. Благодарю за работу. И этой, Снегурочке, передай мою благодарность и привет!
— Так нельзя! Я буду жаловаться на вас.
— А вот это всегда пожалуйста! В письменной форме. Устно они и слушать не станут.
Я вышел из палатки. Кадет подхватил меня.
— Не надо меня обнимать — не девушка. Обнимать надо тех красавиц, что внутри. Что-то я заблудился, где мои вещи?
Добрёл до стены, с помощью Миши, оделся. Хорошо, что все мои вещи расстёгивались полностью. Как бы я через голову одевал гимнастёрку? Кадет успел даже кровь застирать. Только всё мокрое было. Потерплю, не сахар, не растаю.
— Больно, дядь Вить?
— Больно, Миша. Даже не пробуй пулю ловить грудью. И чего ты меня дядькой кличешь? Племянничек выискался. Пошли Тараса искать.
— А чего его искать — вот он — в овраге расположился. Там безопаснее, говорит.
— Правильно говорит. Сколько раз вам говорить — самому сдохнуть — не велико умение. Врага надо заставить помирать — вот искусство.
— Сам-то помни об этом. Я только до Мельника добрался — гляжу — в атаку старшина пошёл. Один на весь мотоциклетный батальон. А нас- пулемётом от тебя отрезали. Пока «лешие» пулемёт подавили, пока нашли тебя. Чуть не опоздали.
— Так вы, опоздуны. Один — в доме окопался — выручай его, эти «чуть не опоздали». Ладно, Миш, не серчай на старого, больного Медведя. Ворчун я просто. В том, что я ранен — один я и виноват. На рожон полез — вот и огрёб. А тебя пытаюсь предусмотрительности научить. А, Тарас! Сколько лет, сколько зим! Помоги спуститься в твою берлогу инвалиду штурма безымянного полустанка! Рассказывай! Это позже. Как там дела у Ё-комбата на мостах?
— А вот ротный и расскажет. Товарищ капитан, вы оттуда?