Сегодня – позавчера
Шрифт:
Постепенно разговор перешёл в деловое русло. Выяснили, что в селе при полустанке окопался мотоциклетный батальон в составе двух рот, у них 3 миномёта, больше десяти пулемётов, несколько бронетранспортёров и пара танков. Плацдарм у моста удерживает рота этого же батальона и противотанковая батарея. Это на нашем берегу. А на том берегу — сапёрная рота, рота связи и батарея 20-мм зениток (слово «флак» Кадет перевёл как «флаг»). И это всё? А остальные части их «панцердивизион» — отстали, добивая окруженцев. Глупо. Разумнее было бы наоборот. Но, оказалось, как пояснил наш «язык» что только танки могут сдержать прорывы из окружения. Видимо, в окружении наши части бьются яростнее — отступать-то некуда.
— Вот и всё, а ты боялся. Кадет, добей его.
— Но, Виктор Иванович, как же так? Почему я?
— А что мне теперь его в поясницу целовать? Куда его девать? Чем его кормить? У матери твоей пайку урезать и ему отдать?
— Он может пригодиться.
— На хера? В селе новых навяжем, званием побогаче, знающих поболее. Вали его! Боец должен не только уметь умирать, но и убивать. Я не сомневаюсь, что ты отдашь жизнь, если надо. Я должен убедиться, что ты и жизни лишишь, не дрогнув. Вали его! Ты за моей спиной всегда, я должен быть в тебе уверен. Сделай это быстро и безболезненно для него — он заслужил. Нож сюда приставь и дави. Дави сильнее! Молодец! Отдохни, Кадет. Уберите эту падаль! Морозов, ты здесь? Шило? Забирайте лампу и пишите отчёты о результатах разведки. Пошлёте делегатов связи с донесениями, Морозов — своим, Семёнов — нашим. Через час разбудите меня и выступаем. Караул менять четырежды в час, чтобы все отдохнули и обогрелись.
Конечно, я не спал. Уснёшь тут! Просто час пролежал на опилках, глядя во тьму, слушая перестук капель по жести, тихие перешёптывания ребят. Пусть думают, что я сплю. Пусть знают, что я — зверь, живодёр, убийца. На душе муторно.
Их сюда никто не звал! Они пришли убивать людей МОЕГО народа, они пришли поработить МОЮ Родину! Убил, убиваю и буду убивать! И сам сдохну! Я — сдохну, а кто-то жив останется. Народ мой продолжиться в годах. Кадет, например. Он должен уметь убивать. Чтобы рука не дрогнула, как у того снайпера из группы Лешего. Тоже, наверное, в живого человека первый раз стрелял.
Пришло время действовать дальше. Я встал, увидев, что в мою сторону направился узкий, даже в плаще, силуэт Шила.
— Корми людей, Володя. Трофеями. Немцы должны были запастись.
— Есть!
— Миша, составь опись трофеев. Я говорил, чем отличается мародёр от солдата?
— Централизацией сбора трофеев.
— Точно. А централизация подразумевает документальное оформление. Не корчи рожи! Ты думал война — это кровь и смерть? Должен тебя разочаровать, Миша. Война — это куча бумаг. Карты, планы, схемы, приказы, донесения, рапорта, ведомости, требования, накладные и ещё сотни видов бумаг. Это — война. А кровь… Кровь лишь небольшое развлечение, смерть избавление. Учись, пока я живой. Меня убьют — ты будешь впереди бежать, «Ура!» кричать и пушку таскать. А пока — пиши.
— А как это пишется?
— Обыкновенно. На верху листа пишешь — «приходная опись» и номер. Первый сегодня. Сегодняшнее число поставь. Дальше пишешь: «в результате боя на лесопилке, координаты укажи, были захвачены трофеи. И перечислишь в столбик. Например, пулемёт МГ-34 — 2 штука, автомат МП…»
Я поднёс автомат ближе к огню, чтобы прочесть надпись:
— МП-40, сколько их? Вот и запишешь. И так далее. Всё пиши, даже эти перчатки. А что за перчатки? О, нормальные такие. Это я забираю. Так и запишешь, когда их оприходуешь: «выданы старшине Кузьмину в количестве одной пары». Так и пиши. И всё, что съедим, так же оформишь. Ребят, кто, что взял — Кадету доложите, чтобы оформил. Он у нас, временно, — писарем.
— Медведь, а это писать?
— За Медведя — ухо откушу. Что там?
— А сам нас погонялами кличешь.
— Не погонялами, мы не воровская малина, а позывными. Конкретно ты — ещё не заслужил меня Медведем в лицо называть. Я понятно объясняю?
Боец кивнул, протянул мне металлический предмет с цепочкой.
— Ух, ты! Судя по весу — золото. Часы что ли? Откуда?
— У того, которого вы пилили, было. Вы надпись на крышке прочтите.
Поднёс к огню. «ХХ лет РККА» выгравировано.
— Крышку откройте, с той стороны.
«За отличную службу».
— Кадет, как ты думаешь, откуда у немца эти часы? Такие — абы кому не дают. Ими награждают. И не сержантов. Как ты думаешь, что стало с этим высшим командиром? Кто это был? Полковник, генерал? Комдив, комкор? Тебе не жаль этого профессионала? А немца пожалел? И дальше будешь жалеть? Пиши: «часы карманные, корпус из металла жёлтого цвета, с надписями». Надписи перепишешь. Нет, ребята, эти часы мы не можем оставить — они принадлежат семье этого доблестного командира. Штука редкая и хозяина смогут легко найти. Наш долг — вернуть их. Может — это всё, что осталось от этого человека, а сам — сгинул где-нибудь. Судя по «ХХ лет РККА» — всю жизнь мотался по гарнизонам, дети его видели редко. Память будет. Мы пока не заслужили таких почестей. Наша добыча — сосиски, два мотоцикла и два пулемёта. А я вот — перчатками разжился. Разбирай, что нравиться, ребята, но Кадету — доложитесь!
Перчатки были с длинными манжетами, чуть не до локтя. На хрен! Отрезал. И ополовинил пальцы на правой перчатке — указательный и большой. Теперь не будет мешать стрелять.
— Командиры, ко мне! Да заканчивайте, не на рынке! Там, в селе, ещё две роты таких тварей. Свалили!
Остались только Леший, Шило, Морозов, Шолов и Мельник, куда без него. Постоянно рядом, тенью моей стал.
— Слушай, что я думаю. Надо выдвигаться вперёд. Здесь оставим Кадета и Морозова. Наших встретят, доведут до них наши наработки. А нам… Смотри — атаковать будем по-светлу, раньше — Ё-комбат просто не успеет. А там — ж.д. насыпь и грунтовка. Пара пулемётов — и через них не перебраться на ту сторону. То есть, эту сторону путей отхода врага мы сможем контролировать, а они, прикрывшись насыпью, отойдут и ударят в тыл батальону. Поэтому, предлагаю — затемно пересечь обе дороги и перерезать им путь к отступлению. У нас два пулемёта, снайперы, гранаты. Не пропустим. Как думаете?
— Если танками пойдут — прорвутся.
— Может быть. Но, одно дело танк — в селе, а наши ребята атакуют, как на ладони, он их видит, они его — нет, а другое дело — он на дороге, а мы в кустах. А там — бронебойщики его под хвост и ужалят. А пехота немцев, пока бежать будет на виду у «леших»… Как ты думаешь, Лёш, это будет славная охота?
— Мне нравиться задумка, — кивнул Леший. Остальные поддержали.
— Тогда — выступаем! Плащи и брезент возьмите. Дождь хоть и кончился, но земля сырая, осень. А нам на ней до утра зябнуть. И все гранаты забирайте — близко подойдет — гранатами отобьёмся. Главное помните — «колотушка» — тёрочного действия. Дёргать надо сильно и резко, а то не рванёт. Во, чуть не забыл! Морозов, гражданские в селе есть?
— Не должно быть. С нами отошли. Те, что ещё были.
— Это даже очень хорошо. Обидно будет своих зацепить. И, Морозов, своих красноармейцев предупреди о нас и нашей одежде, а то ещё обиднее будет, когда свои завалят с перепугу и подвиг не дадут совершить.
Собрались, пошли. Кадет обиделся, что его оставляем. Дитё! Неужто думает, что ему войны не хватит? Осадил резко, даже грубо. Нечего вперёд батьки в пекло лезть!
Вещмешки оставили, но не сказать, что шли налегке. Амуниции на каждом висело, как на вьючных мулах. Дождь вроде и кончился, но отовсюду продолжало капать, с каждой ветки, каждого не опавшего листочка. Не успевшая высохнуть одежда снова промокла, потяжелела. Пока шли быстро, было жарко и душно. А заляжем? Воспаление лёгких — обеспеченно.