Сегодня – позавчера
Шрифт:
На бегу узнавал дальнейшие подробности. О Госте из Будущего с ним никто не разговаривал, раций ему в руки не давали, но он же не слепой и не дебил. Сам дважды два сложит. В последнюю ночь он терся около Шевроле, скрёбся сзади, но багажник открывался только с водительского места или с брелка. На водительском месте спал Кадет, заблокировавшись изнутри, а брелок — у меня. Его вспугнул Кадет, на скрежет постучав пистолетов в стекло, не выходя.
— Молодец, что не вышел. Заколол бы тебя, девчёнок, немца освободил, артефакты бы схватил —
— Он мог и через стекло.
— Это шум. Ночью, в лесу звук хорошо распространяется. Мы из него шашлык бы через минуту сделали и он это знал.
Пересчитали рации, другие иновременные вещи. Всё на месте. Может мелочи, мусор?
— Он пакетики с чаем брал. Мы все брали.
Я тоже взял пакетик в руки. Гринфилд. Чай, как чай. Вкусный. А, чёрт! Дата изготовления на каждом пакетике. И каждый в запаян в серебристо-цветастый тончайший пластик. Это мне привычно, а здесь нет таких технологий. Ещё парочку бумажек из мусора, дешёвая прозрачная пластиковая шариковая ручка (брал любой желающий), которых в этом времени тоже нет — достаточно. Любой разумный немецкий офицер поймёт, что мы — приоритетная цель. И ловить нас будут так, будто с нами Сталин.
Нашёл Бородоча, раскрыл карту.
— Показывай.
— Здесь можно нормально перейти железку. В остальных местах без переправы не удастся.
— И окажемся мы в западне. Железка, две реки.
— Здесь и здесь — броды. Ещё два моста.
— Мосты они перекроют. Броды на карте не отмечены, но тоже легко найти. Нам туда не менее суток — у них уйма времени. А дальше?
— А может в другую сторону?
Я долго рассматривал карту:
— Тот же конец, но вид сбоку. Только отсрочит. Надо к точке рандеву прорываться, отрываться. Блин, и надо нам оказаться в таком узком месте — никакого манёвра. А ты ему про место встречи не говорил?
— А я знаю где оно?
Мы с ним долго играли в гляделки. Похоже, не врёт. Не знает. Догадывается, но не знает.
— А отсюда, куда мы можем затеряться? Тут довольно обжитое место, жильё, дороги. Они нас там будут блокировать. А справа болото. Реку слева нам незаметно не перейти. Повиснут, пока не порвут на куски.
— Болото. Есть путь через болото. Там гать была лет… давно, в общем. Но, давно. Пеших я проведу, а вот техника и повозки не пройдут.
— Немец может знать о проходе?
— Ваши-то не знают.
— Какие это наши?
— Советская власть я имею в виду. Браконьерская это тропа.
— Ты, дед, эту херню брось! Советская власть не только наша, но и твоя. Немало хорошего она для народа сделала и ещё сделает.
— А ты меня, пацан, не агитируй Родину любить. Не моя она власть и не будет моей!
Мы схватились за грудки, налетели бойцы, растащили.
— И что мне теперь делать с тобой, контра? Как мне верить тебе? Или ты ещё один конь троянский?
— Делай что хочешь. Я не падла, сказал выведу, значит выведу. И немца бить буду. И предателей. А вот любить красных
— Не верю. Бля! Что ж за засада-то?!
— На кресте тебе клянусь, командир! Выведу! Не продам! Самое дорогое у меня — здесь. Внучка, единственная моя кровь. Как я предам-то?
— Ладно, отпустите. Другого варианта всё одно нет. Веди. Помирать — так вместе будем. И давайте в темпе! Живей! Неужто, не чуете, как петля вокруг наших шей сжимается?
Когда остановились на перекур с перекусом, раскурочили всю машину — оторвали, к грёбанной матери капот, крылья, фонари, обвес, достали аккумулятор, радиолу, повыдёргивали провода, антенну. Вырвали двигатель. Топливо слили. Наполнили им две пластиковых полторашки из-под выпитой сладкой воды, остальное перемешали с остатками бензина для БТРа.
— Слышь, Голум, моя прелесть, это какой бензин?
Он назвал. Я долго напрягался, пытаясь перевести инореальный амерский стандарт в нашу марку.
— 92-й люкс, не парься.
— Так бы и сказал, урод! Умничаешь тут.
— А зачем бензин в бутылках? — спросил Кадет.
— Для анализа. Думаю, такого бензина ещё не производят.
— Да? Бесполезная машина. На нашем бензине не работает.
Я рассмеялся. Настоящий патриот.
Оставшиеся части машины замазали грязью. Крышу и двери решили не снимать, пока. В салоне будет хоть немного теплее. И багажник пока нужен. Всё раскуроченное сносили в яму, залитую водой, утопили и буреломом завалили. Зато машину облегчили.
— Найдут в пять сек, — вынес я вердикт. Зачем поддался минутному импульсу? Надо было в болоте утопить. А! Уже сделали.
Опять побежали. То бегом, то быстрым шагом. Пришлось поменять состав колонны. БТР теперь шёл сзади. Он так раскурочивал подмёрзшую грязь, что повозки вязли. Лошадки совсем выбились из сил. Толкали всем миром.
Раньше мы планировали пересечь железную дорогу ночью, по-тихому. Вышли ещё засветло, было часа три дня. Но нас ждали. Разгружалась пехота из двух тентованных грузовиков, дрезина удалялась, что-то привезла, теперь отчалила.
Снег уже стаял, кругом грязь, а в ней прятались лешие, с ног до головы вывалявшиеся в грязи. Остановили повозки в подлеске опушки, наскоро спланировали атаку. Девчёнок из Шевроле высадили, немца привязали покрепче и пониже, опустили боковые стёкла и посадили сзади двух не ходячих раненных с автоматами.
Атаку начинала наши «бронетанковые войска» с «тачанкой» на привязи. БТР взревел и попёр, подминая кусты. Немцы рты поразивали. Их что, не оповестили о нашем усилении? Мы открыли огонь из всех стволов, стремясь максимально использовать их замешательство. Нам это частично удалось — несколько немцев рухнули, как подкошенные, несколько заметались. БТР быстро сокращал дистанцию, его пулемёт молотил не переставая, а Шевроле прыгало сзади как бешенный козёл. Пожалуй, тачанка не получилась.