Сегодня – позавчера
Шрифт:
Бойцы резво и споро пошли в атаку, стараясь не отстать от БТРа. Лешие в поле скупо щёлкали немцев — попрятались. Но, не долго длилась их колгота. Застучал один пулемёт, второй. Завыли в воздухе мины, разорвались с большим недолётом — немцы спешили.
Поздно! «Жук» перепрыгнул рельсы, перетащил «тачанку», открылись задние бронедверки и высадился наш десант, прикрываемый огнём в упор пулемётом БТРа и автоматами из Шевроле. А тут и пехота добежала, зачищая поле боя.
Хорошо, быстро получилось. Командиры групп доложили по
— Чисто.
— Кузя, всем: закрепиться, перекрыть подходы, зачистить территорию. Обоз пошёл!
Пошли повозки. За ж.д. путём — редкие выстрелы и короткие очереди. Перед нами перебегали «лешие», залегли на откосе пути. Показалась дрезина, но встреченная снайперско-пулемётным огнём, пыталась скрыться, встала.
— Леший. Двое на дрезины обезврежены, один залёг. Отползает в лес.
— Пусть ползёт. Если наверняка не сможете, дайте уйти. А то, с перепугу, начнёт палить.
— Принял, Батя.
— Кадет, как ты?
— Голову отбил и губу прикусил. Нормально. Танкошлем нужен.
— На тачанке положена буденовка. К своим выйдем — подарю.
— Жук-1. Одна машина исправна, у второй — бензобак пробит.
— Кадет. Грузите трофеи в исправную машину. Документы, все какие есть, тоже.
— Принял, Кузя. Что с пленными делать?
— Никто не выжил.
— Понял тебя. Кончай их, ребята! Их сюда никто не звал!
— Кнопку отпусти, придурок!
— Ой!
— Куст.
— Слышу тебя, Кузя.
— Головной дозор.
— Принял. Выдвигаюсь.
Перевели обоз через линию, половина бойцов направилась с обозом к зарослям. Лешие бегали по полю — искали наших, раненных или отставших. Посадили водителя за трофейный грузовик, не сразу, но завели, спешно грузили оружие, боеприпасы, немецкое шматьё. Миномёт и мины.
— А это на хрена? У нас нет умельцев.
— Не оставлять же врагу.
— Тоже верно. Давай! Живее! Цигель-цигель, айлюлю!
Наконец и автобронетанковые наши войска пошли по следу повозок. Остались сапёры и «лешие». Подожгли бензин, струйкой льющийся из дырки в баке. Рвануло.
— Уходим! — крикнул я. И в рацию: — Гном-1, это Кузя.
— Здесь.
— Растяжки помнишь?
— Понял. У меня ещё и конфеты остались. База, база!
— База.
— Скажи Финну, пусть оставит коробочку орехов и все конфеты.
— Финн тебя услышал и понял. Оставляю тебе указатель.
Уф, проскочили.
В мешок. В дельту реки. Справа — река, слева — река. Надо галопом мчаться к броду. Здесь едва успели.
Но быстро не получилось. Дороги здесь не было никакой, шли напрямик по зарослям, оставляя чёткий след. В темноте упёрлись в неширокий, но глубокий и длинный овраг, с ручейком на дне.
— Всё. Финита ля комедия. Привал. Обоз — наверху, люди — внизу. Антип — ужин. Леший — разведка и боевое охранение. Гном — придумай, как этот овраг перейти техникой здесь или десяток метров в стороне. А потом разобрать возможность
В темноте раздались несколько взрывов. Гном — командир нашей группы сапёров, радовался громко:
— У нас горькие конфеты! — «конфетами» они назвали противопехотные мины. Так, творчески, подошли к радиошифровке.
— Мы сзади кусаемся! — подхватил кто-то.
— Тихо, не на рынке! — одёрнул я и позвал в рацию — Бородач, ходи ко мне.
— Ага, — хрипнула рация.
Поужинали последней козлятинкой. Попланировались. Сапёры строили мост через овраг. На верху, в сторонке, схоронили двоих наших товарищей, погибших сегодня. Очень хотелось как-то отметить место, чтобы нашли. Но следом придут враги. Они найдут раньше. Больно терять товарищей. А здесь даже поисковики не будут искать. Но всё равно, вложили им в карманы смертные эбонитовые медальоны, а потом, в виде хулиганства, описание боя с героическим участием погибших с датой и моей росписью на белейшем листе А4 и запаковали в целлофан, запаяв герметично. Если наткнуться поисковики — их ждёт сюрприз.
Мост в виде понтона поставили к первой смене караулов. Надо поспать. Пока всё двигается в нужную сторону, надо отдохнуть. Засыпая, слышал тихий разговор Кадета с немцем на родном языке Вили. Хорошо, что стажируется. А то плохо без переводчика.
Поднялись ещё потемну. Завтрак. Утренний моцион. Вот после него ко мне подвели немца.
— Ну? — спросил я, жуя — времени мало.
— Я подумал над вашими вопросами.
— Ну?
— Я больше не боюсь смерти.
— И?
— Я — Человек.
— Ой ли?
— Я даю слово, что не убегу.
Я молча смотрел на него. Он взгляда не прятал.
— Мне некуда бежать. К своим я не могу вернуться. Я не смогу заниматься тем, чем должен. Это не справедливая война.
— Да ты что? Справедливая.
— Для вас. Но и против своих я не могу пойти. Я не знаю что делать.
— Всегда есть третий вариант. Их всегда больше двух. Тот, кто видит только или — или, тот обречён. Но помогать тебе я не намерен. У меня своих проблем выше крыши. У каждого свой путь на Голгофу. И каждый сам несёт свой крест, если понимаешь о чём я. Караул! Иди, кликни Антипа. Стой! Никак не привыкну.
Взял рацию:
— Финн. Это Медведь. Тут наш воспитанник созрел для следующей степени свободы. Для стреножной.
Немца связали по-другому. Он мог ходить, ухаживать за собой, но не мог бежать или сделать широкого шага и развести руки. Петли на верёвках сделали не тянущими.
— Тебе предоставлена некоторая степень свободы. Связан ты, по большому счёту, символически. Вот и воспринимай это как символ. Караульного к тебе не приставляю, но не отлучайся от моих людей дальше десяти шагов — сразу будем стрелять. Время такое, сам понимаешь. И мы не на Елисейских полях.