Сегодня – позавчера
Шрифт:
Листы его, исписанные с двух сторон, для экономии места, я нумеровал и прятал в пластиковую папку, а папку — в свой заплечный мешок.
К намеченному Бородачом броду вышли ночью. Разведчики были уже на той стороне. Доложили об отсутствии противника. Было тихо. Начали переправу. Вперёд пустили гужевой транспорт. Несколько повозок перешли, когда посыпались доклады разведки:
— Противник!
С мерзким воем упали мины, протянулись трассы пулемётов.
— Отряд! К бою! Прикрываем переправу!
Как они спрятались от наших разведчиков? Теперь мы не узнаем. Не зря я весь извёлся. Подождали, посчитали и ударили.
Переправлялись под плотным миномётно-пулемётным огнём. Опель был уничтожен прямым попаданием уже на выходе из реки. Да и хрен с ним, водилу жалко. И трофеи в кузове. Остальные оказались в сторонке.
Враг действовал грамотно. К нам не лезли, лупили издалека, но плотно. Мы, конечно, переправились, но с большими потерями. Собирая раненных, теряли ещё. Но не бросать же? И рации надо собрать. Они нас не хотели останавливать, они нас прореживали, понимая, что нам некуда деться — только вперёд. А впереди — менее глухие места, где они могут нас взять при меньшем риске для себя.
Машина Времени не пострадала, БТР отделался десятком отметин попаданий, разбиты три повозки, ранены и добиты две лошади, восемь убитых и почти все ранены. Как ни странно — я в этот раз не был ни ранен, ни контужен. Хотя бегал под огнём не скрываясь, без «доспеха». Никого и ничего ценного врагу я не оставил. Догнал колонну последним, приволок МГ и восемь лент к нему из разбитого грузовика. Остатки грузовика я запалил.
Пулемёт оставил нашему арьергарду, прикрывавшему «гномов», минирующих дорогу, проложенную прущим не разбирая дороги в темноте БТР.
— База, это Батя. Провести перекличку.
Восемь. И двое умерли к утру. Таня почернела от усталости и бессилия помочь им.
Немец был ранен осколком в шею, по касательной. Крови натекло, как со свиньи, но последствий не будет. Гость из Будущего получил пулю в рёбра рикошетом. Пулю достали, но ребро было сломано, в рану попала грязь и мелкая щепа от повозки, к которой он и прижался по время переправы, пробив которую пуля и впилась в него. Я-2 умолял дать ему наркоты из пакета — забыться.
Шли всю ночь, к утру остановились на короткий привал. Схоронили павших.
Оказалось, что кухня наша, так бережно хранимая Антипом, тоже пострадала — крупный осколок мины прошил котёл навылет и, на излёте впился в ягодицу повару. И смех и грех. От помощи Тани боец категорически отказался. Бородач оперировал. Теперь повар и идти не мог, и сидеть не мог. Беда. Вместо пшённого супа с козлятиной ели жидкую пшённую кашу.
Потом опять шли целый день и полночи с двумя короткими привалами. Только поздно ночью встали на привал из-за полного обессиливания. Костров не зажигали, попадали, где кто стоял.
А утром разведка доложила, что кольцо стало сжиматься. Лешие пытались снайперскими выстрелами осадить врага, но на каждый выстрел они засыпали возможные огневые позиции градом мин, боеприпасов не жалея — тут рядом много дорог, их оперативно снабжали.
Бородач повёл нас к браконьерской гати. Сначала мы вышли к болоту, где и утопили наш БТР, так хорошо послуживший нам, тем более, что бензин был на исходе. Остатками бензина облили повозки и Шевроле, выпотрошив из него всё, что посчитали ценным. Пока горела машина, а она сгорела быстро, перекурили. Сгоревший остов машины БТРом столкнули в трясину, потом кухню, Жук-1 заблокировал палкой педаль газа и выбежал через задние двери, а БТР пополз в трясину. Ганомаг медленно тонул, мы потопали, а «Жуки» стояли и смотрели до последнего, пока круги чёрной воды не сошлись на месте погребения уродского представителя амерского автопрома и не менее уродского представителя Вермахта, затягивая его ряской, пряча.
Потом шли вдоль болота, нагруженные поклажей, носилками, ведя под уздцы навьюченных коней. Стрельба и взрывы вокруг учащались, кольцо сжималось. Сжимались колечки и у моих бойцов. Они всё чаще бросали взгляды на Бородача, но тот был невозмутим, рубил топором молодые деревца на длинные шесты.
Пошёл снег. М-да, по болотам лазить в такой холод — удовольствие приотвратное. Но выбора у нас не было. Принять бой под миномётами — не выход.
— Мокроступы бы сплести, — сказал Бородач.
— Ага, и ковёр-самолёт. Скатерть-самобранка и меч-кладинец желательны в комплекте, — ответил я ему, — где?
— Да ищу я, ищу!
Только через час он повел нас через топь, тщательно ощупывая путь шестом. Лошадям завязали глаза — они боялись. Разведчики наши уже отошли к самому краю болота, тревожно смотрели на нас. Потом пошли следом. Метров через двести мы пересекали маленький островок с тремя чахлыми голыми берёзками. Тут поставили два МГ и десяток разведчиков, улёгшихся плечом к плечу.
— Леший, это Медведь. Видели, как мы шли?
— Видели.
— Отходи, мы прикрываем.
— Если мы сейчас отойдём, они увидят. Минами накроют всех. Уйдите подальше. Мы прикроем.
— Леший, Алёша, не дури! Дуй быстро сюда. Это приказ.
Леший не ответил.
— Борода, мать твою! Чего встали? Мин ждёте? Веди людей!
— Леший! Леший! Отходи! Приказываю! Расстреляю!
— Как, интересно?
— Алёша, — я стал уговаривать умоляющим голосом, — всё получиться, я чувствую, только время не тяните! Сейчас надо, прямо сейчас, а то поздно будет. Поверь, пожалуйста. Вы мне дальше тоже нужны.
Рация не ответила, но несколько кочек сползли к кромке воды, вошли в воду и медленно поплыли к нам.
— Это не все! И шестов у них нет, — сказал один боец, вскочил, схватил три шеста и вбежал в воду, побрёл по пояс в воде к «лешим».
— Леший, отзывай остальных!
— Двое остались, Батя. С пулемётом. Рация их со мной. Они не пойдут. Сами уходить будут. Снимайтесь с острова. Вы — мишень!
— Уходим. Через одного.
Замелькали темные силуэты в падающем снегу. Хлопнули, приглушенные нашими эрзац-глушителями, выстрелы, выплюнул в лес короткую очередь МГ с берега.