Сегодня – позавчера
Шрифт:
— Не стрелять, — быстро приказал я, — не видно ни хрена, только себя обозначим.
Лешие уже близко.
— Остальные, отход. Очистить остров.
Бойцы, втягивая воздух сквозь зубы, опустились в воду, пошли, пригнувшись, догонять отряд.
В воздухе провыли и рванули на берегу три мины. Тут же ещё три. Лешие дошли.
— Алёшин!
— Я, командир. Уходить надо, — ответил один из мокрых кусков грязи.
— Отзывай ребят.
— Поздно, командир. Они пошли в отрыв. И нам пора.
Пулемёт ударил сбоку, несколько раз хлопнула винтовка. Враг ответил минами.
— Пошли, командир. Нам не впервой немца за нос водить.
Пошли.
На моих глазах эти менты, по-сути, превратились в бывалых ветеранов. Сколько мы на фронте? Неделя? Две? По ощущениям — полгода, минимум. А как заметен разрыв в уровне моих бойцов и тех, что мы освободили. Хотя, и те тоже ведь воевали. Мне было бы приятно думать, что это благодаря моему руководству они стали такими, но я так не думал. Ничему я их не научил, а сам учился вместе с ними. Дело было, скорее всего, в качестве человеческого материала. В госбезопасности абы кого не держали. Ребята рассказывали мне, как их приглашали на работу в ГБ. Приглашали лучших из лучших. Такой вот социальный лифт. Образование элиты. В моё время ГБ не являлось элитой. Или этот социальный механизм был демонтирован, или я слишком мало знал мир, в котором жил.
Но это всё лирика. А вот почему немец нас отпустил в болото?
— Странно, — пробормотал я.
— Что? — спросил Алёшин.
— Почему нам дали уйти? Я бы пошёл на штурм, если бы увидел, что добыча уходит.
— И они бы пошли. Это мы их перехитрили. Они сначала кидались в атаку на наши засады. А потом поняли, что мы их дурим. Минами стали закидывать, но не штурмовали, а отдавливали.
— Не понял тебя.
— Они искали обоз, броню, эту машину. А видели только пеших и то, издалека. Они думали мы опять их дурим, увести пытаемся от обоза и в болоте прячемся. Сейчас по следу Ганомага пройдут, поймут. Ага! Слышишь? Поспешить надо. Сейчас со злости тут всё минами закидают!
Я смотрел на Лешего, будто впервые видел. Да, сильно вырос в военном искусстве этот парень. Война — она хороший учитель, но строгий экзаменатор. Там, в лесочке, остались половина наших «леших». Они не сдали экзамен, погибли, но сдержали врага, дали нам уйти.
Смурное небо над нами засвистело противно и страшно — это там, сзади, захлопали миномёты. Мины поднимали столбы болотной грязи, гнали вонючие волны. Обстрел не был прицельным — они нас не видели, били по площади.
— Сунуться? — спросил сам себя Леший, поднося рацию к уху.
Близкий разрыв окатил нас с ним болотной жижей, столкнул с гати. Я сразу стал тонуть. Нет ничего хуже болота! Мало, что холод пробирал до костей, с ног до головы в ледяной вонючей жиже, так оно меня теперь ещё и засасывает. Но я не дурак, чтобы так тупо сгинуть!
— Лёша! Не делай резких движений! Раскинь руки. Я тебя вытащу!
Тут суета — лишнее. Неспешно, плавно, раскинувшись пошире, чтобы занимать как можно больший объём, плавными перетекающими движениями я погрёб к гати, нащупал, вылез, вытащил погрузившегося по нос Лешего, бросив ему ремень автомата.
— Рацию потерял, — сокрушённо пробормотал Алёшин.
Я со злости сжал зубы. Что тут сказать? Невосполнимая потеря! Хоть Лешего вытащил. Потом накажу, придурка.
— Вот только похвалить тебя хотел за грамотную организацию прикрытия, а ты так лопухнулся. Раззява! Пошли. Пять нарядов вне очереди! И одежду мою перестираешь! Ротозей! У, блин!
А Алексей расплылся в довольной улыбке и побрёл следом за мной.
Хотя обстрел и не был прицельным, четверых мы потеряли — трое погибли от мин, один утоп. Потонули в трясине и две лошади вместе с грузом.
Путь сквозь топь был извилист. Мы нагнали основную группу и, вслед за Бородачём, бесконечно долго петляли по болотам, где по грудь, где почти по колено. Я замёрз так, что зуб на зуб не попадал. Меня трясло, рана на груди разболелась так, что сил терпеть уже не было. И так у всех.
Вечером умер ещё один раненный, не перенеся болотного пути.
Бородач вывел нас на землю, заросшую деревьями. Я подумал, что мы преодолели болото, но меня ждало разочарование — это был остров. Довольно большой остров, но остров. А в глубине острова, на заросшей лесом возвышенности — строение, построенное прямо меж деревьев, да так искусно, что и с десяти шагов не поймёшь что это не заросший мхом валежник, а база браконьеров. Ввалились внутрь, стали разжигать очаг, забыв обо всём. Позже только я вспомнил об охране, но Бородач меня успокоил:
— Вулкан стережёт. Чужих он за километр учует. Отдыхайте.
Одежда была безнадёжно пропитана болотной грязью, сапоги развалились. И не только у меня, а почти у всех. Из чего она состоит, эта жижа?
Больше всего жалели потерянную кухню. Горячего супчика бы!
Борясь со сном, почистил оружие и уснул сидя, подпираемый с боков Таней и Архипом.
На следующий день не смогли выступить — раненным стало сильно хуже, раны воспалились, а раны были почти у всех, многих лихорадило, хоть и топили жарко. Двое метались в бреду.
Пришло время разбираться с аптечкой из Шевроле. Я-2 пояснял назначение препаратов — ни одного для меня привычного. Как сильно отличались наши миры!
К моей большой радости, нашлись и болеутоляющие, и аспирин, и пенициллин. В таблетках. Три пачки по двадцать штук.
— Почему так много? — спросил я у Гостя из Будущего.
— Лекарства дорогие. Я часто простываю — живу-то где придётся, да и работа разъездная. А это я взял там же, где и наркоту. Товарищ командир, там, в том пакете, некоторые препараты как сильные обезболивающие сгодятся.
Я вздохнул глубоко. Знаю, что сгодятся. А, какого хрена! Не станут они наркоманами — убьют их раньше.
Вместе с Таней шли от человека к человеку, раздавая таблетки.
— И мне! — попросил Я-2.
— По губе!
— Мне очень надо! У меня ломка. И я ранен, вот!
— Ладно, на, что мы людоеды что ли?
Все получили препараты, многие забылись сном тут же. Я тоже заглотил «колесо». Боль как рукой сняло буквально за минуту. Стало так хорошо, что от облегчения закружилась голова, мир насытился яркими красками, поднялось настроение. А не действие ли это наркоты? Так, соберись! Держи себя в руках!