Сегодня я Лола
Шрифт:
Я рисовала с надеждой, что несу в мир что-то позитивное, что-то хорошее и доброе, чего так не хватает взрослым среди обыденных дел и забот. Я отгоняла все мысли о том, что таких художников как я сотни и тысячи и что наверняка многие из них талантливее меня. Я запретила сомнениям появляться в моей голове. Я решила дать себе шанс. Сделать, показать и только потом узнать, что скажут о моих работах. Как ни странно, как только у меня появилось твердое намерение, у меня появилась и дисциплина. Я вновь стала превращаться в ту Алису, которая была до разрыва со своим женихом, до закрытия газеты
Каждое утро я спрашивала себя, хочу ли я отдохнуть, хочу ли я сделать что-то приятное для себя. И мой внутренний голос, который уже не звучал ни как ЕГО голос, ни как бабушкин, а как мой собственный, спокойный и тихий, отвечал мне, что самым приятным для меня сегодня будет дописать этот закат.
И вот сейчас я размышляла о своем творческом пути глядя на дождь. На полу вдоль стены стояло пять новых холстов. На мольберте у окна красовался шестой. Все они были закончены. Все грели мою душу чувством удовлетворения от проделанной работы. Чуть поодаль стояли тридцать старых работ.
Умные люди говорят, что для того чтобы мечта осуществилась, мы должны не просто мечтать, но и трудиться. На этот раз я потрудилась хорошо, у меня был результат. Теперь этот результат нужно красиво разыграть как припасенный туз в рукаве. Известные художники продают свои картины, мне тоже нужно было стать известной художницей и продать то, что я написала.
Глава 6
Лавочка, на которую я уселась была раскаленной. Ситуацию ухудшал горячий шоколад, который я додумалась купить в сорокаградусную жару и туфли на высоченных шпильках, которые натерли ноги до кровавых мозолей. Сегодняшний день было мало назвать просто ужасным или паршивым. Он был самый неудачный в моей жизни. Сегодня я пыталась устроить свою выставку.
У меня было тридцать шесть оконченных работ и я хотела, чтобы мир мог их увидеть. Годы, проведенные в рекламе научили меня, что как бы хорошо ты ни делал свою работу, о тебе никто не узнает, пока ты не заявишь о себе должным образом.
Я хотела заявить о себе. Я думала, что это будет легко. Тем более что я покоряла не столицу, а лишь наш маленький провинциальный городок.
Но владельцы выставочного зала, кстати, единственного в городе, так не считали. Они запросили у меня сначала портфолио, которое я не додумалась подготовить, потом рецензии от более именитых художников, о которых я понятия не имела и, поняв, что я новичок в этом деле, вздохнув, предложили мне оплатить аренду зала. Сумма была просто огромна, если учесть, что специально приглашать они никого не собираются.
Все выглядело не как в галерее Шарлот, где она гордилась каждой проданной работой даже начинающего художника. Нет. Здесь, в нашем «культурном» городе, как его называли все приезжие, художник сам должен был выложить кругленькую сумму, чтобы его холст оценили по достоинству и купили.
После выставочного зала я посетила еще пару мест, где иногда проходили выставки, но и там мне никто не собирался идти на встречу. Все хотели либо денег, либо сопроводительных писем от отдела культуры, главы города и так далее. Всего этого у меня, конечно же, не было.
Я обошла пешком на каблуках и в строгом костюме практически полгорода. Я не брала такси, потому что каждое новое место, где я надеялась провести дебютную выставку, находилось недалеко от предыдущего, где я уже была. К последней встрече с директором старого кинотеатра, в котором также выставлялись художники и проводились творческие вечера, я была похожа на загнанную лошадь.
Желая приковать к себе внимание и показаться привлекательной и целеустремленной девушкой, я надела свои самые шикарные туфли из змеиной кожи, выкрашенные в ярко-бирюзовый цвет. Конечно же, это была самая неудобная пара обуви в моем шкафу. Узкая юбка и блузка тоже не давали мне должного комфорта, к которому я привыкла за месяцы без работы. Ко всему этому добавилось палящее солнце, которое решило выйти из-за туч через целую неделю проливных дождей и сильное испарение, вызванное резкой жарой.
До дома оставалось идти всего пару кварталов, но я все продолжала сидеть на раскаленной лавочке и смотреть на мам с детьми, которые пришли сюда погулять рядом с фонтаном и покормить голубей.
Мной завладело чувство обиды и отчаяния. Оно навалилось таким тяжелым грузом, что мне казалось, будто я никогда не смогу подняться с этой скамьи и идти дальше. Уныние, тоска, боль, злость – все это будто лишило меня сил.
Я смотрела на молодых женщин, которые играли со своими карапузами, водили их по борту фонтана, вытирали им носы, учили произносить слово «птичка» и до боли завидовала им. У них была обычная и от этого такая прекрасная жизнь. Семьи, мужья, возвращавшиеся вечером с работы, дети, которые хотя и капризничали, но радовали мам выросшими зубами или первым произнесенным словом. Мне казалось, что в их жизни был уют, теплая стабильность, которую многие могут назвать обыденной рутиной. Я завидовала им. У меня не было ничего, кроме моих картин и ощущения собственной ничтожности.
Сейчас, здесь, в этих красивых туфлях, на которые с завистью поглядывала мамаша одного слюнявого крепыша, я чувствовала себя полнейшей идиоткой. Мне казалось, что перед всеми людьми, с которыми я сегодня говорила, я выглядела донельзя глупо. Мне представлялось, как они смеются со своими коллегами надо мной, как только я выхожу за порог. Они наверняка осуждали меня за то, что я хочу показать свои работы, за мое стремление.
Перед глазами до сих пор стоит надменно поднятая бровь директрисы выставочного зала. Она подняла ее выше оправы своих очков, когда услышала, что у меня даже нет портфолио. В немом укоре изогнулась ее вторая бровь, когда я сообщила ей, что это моя дебютная выставка.
Выражение лица администратора библиотеки, молодого парня, очень много возомнившего о себе, несмотря на свою маленькую должность вообще лучше не вспоминать. Как только он услышал, что я – молодой художник, на лицо его вмиг опустилась маска высокомерия и ощущения полной власти над моей судьбой. Он тоже затребовал письма и рекомендации, а услышав, что их у меня нет, ушел с важным видом, небрежно бросив мне, что я могу прийти, когда соберу все бумаги.
Конец ознакомительного фрагмента.