Сегодня. Завтра. Всегда

Bizzarria

Четыре одиноких слова разлетелись волной по просторному залу, ударились о каменные стены и слабым эхом вернулись к той, кому они предназначались. Четыре одиноких слова прозвучали странно: тихо до шепота, близко до интимности. Человек, с губ которого они слетели, сам того не желая, исказил их смысл, словно у него были и другие поводы остаться наедине со своей собеседницей. Словно тема разговора была настолько личной, что касалась только двух людей, находившихся в этой комнате.

Так и было, по мнению сира Джораха, медленно вошедшего в зал и остановившегося

у подножия лестницы. Никому не должно быть дела до того что он сейчас скажет: все случилось между ними, рыцарем и его королевой. Пусть она ненавидит и презирает его, но он не заслужил ни гримасы отвращения на лице сира Барристана, ни понимающе-жалостливого взгляда Миссандеи. «Если и отвечать, то только перед кхалиси», — думал Мормонт. — «Я не доверяю этим двоим точно так же, как они с сегодняшнего дня не доверяют мне». Он до последнего верил, что Дени способна сама, без помощи советников, принять решение, каким бы оно ни было и что бы ни значило для него.

В ожидании ответа он поднялся на пару ступенек — осторожно, боясь спугнуть Дейенерис, словно дикого зверька на охоте. Она встала, но не двинулась с места. Вместо нее навстречу Мормонту вышли Селми и Серый Червь — оба с обнаженными мечами. В ответ на их молчаливое предостережение мужчина лишь усмехнулся и снова перевел взгляд на кхалиси, которую все еще считал своей. Однако та, даже разговаривая с ним, смотрела куда-то вдаль, поверх его головы.

— Вы больше не останетесь наедине с королевой, — ледяной тон сира Барристана не оставлял сомнений в том, что старый рыцарь не подпустит предателя ни на шаг ближе. Однако Джорах не удостоил его и взглядом, не сводя глаз с кхалиси. И та оправдала его ожидания.

— Сир Барристан, Серый Червь и Миссандея, оставьте меня, — властно произнесла девушка, даже не повернув головы к тем, к кому обращалась. В тот момент для нее не существовало никого, кроме стоящего перед ней мужчины. Но ему она этого показывать не собиралась.

— Но моя королева… — запнувшись, попытался возразить пожилой мужчина.

— Этот человек больше не причинит мне зла. А если и попробует — я смогу защититься.

Поняв, что Дейенерис не переубедить, сир Барристан подошел к трону, вытащил откуда-то из-за спины короткий, но острый нож, и, послав Мормонту выразительный взгляд, протянул клинок королеве. Та тепло поблагодарила его и зажала оружие в руке. На всякий случай.

Несмотря на предосторожность, она не верила, что Джорах способен убить ее вот так, глядя в глаза. Скорее бы, получив приказ, он просто всадил нож ей в спину. Так проще — и для него, и для нее.

Она была в своих покоях, когда сир Барристан пришел к ней с тем злосчастным свитком.

— Что это? — с некоторым любопытством спросила Дейенерис, когда старый рыцарь протянул ей бумагу. Но мужчина промолчал, опустив глаза, словно ему было неудобно за те плохие вести, что он принес. Мать Драконов взяла в руки свиток и внимательно его осмотрела, прежде чем открыть. Темно-бордовая печать была сломана — неаккуратно и как-то поспешно. Смутно знакомый оттиск — отправителем был тот, кто сейчас занимает пост десницы короля. Письмо предназначалось не ей?

Сир Барристан покачал головой.

Первые строки не ответили на возникшие вопросы, но вселили смутные подозрения. Внимательный взгляд Дейенерис моментально зацепился за то, чего просто не могло быть в такого рода документе. Чего она никак не ожидала в нем увидеть. Черные буквы сложились в три слова, значение которых было ей до боли знакомым. Она сама не раз произносила их — в горе и в радости, в победе и в поражении. Менялась интонация, но смысл оставался одним и тем же. Сир Джорах Мормонт.

На несколько мгновений Дейенерис забыла, как дышать. Она долго сверлила невидящим взглядом выведенное каллиграфическим почерком на равнодушном листе бумаги имя своего верного рыцаря и близкого друга, не в силах поверить, что все написанное действительно происходило, причем за ее спиной.

— Моя королева? — сир Барристан, встревоженный ее реакцией, подошел ближе и осторожно тронул ее за руку. Дейенерис отшатнулась; в ее глазах промелькнула тень страха. Мужчина в растерянности отступил на шаг. Кхалиси еще раз пробежала глазами ровные строчки и наконец отвела взгляд от письма. Селми вытянулся перед ней в струнку, всем своим видом демонстрируя готовность выполнить любой приказ, который она отдаст. Дени глубоко вздохнула, боясь, что от волнения голос перестанет ей повиноваться и сорвется в самый неподходящий момент.

— Привести сира Джораха в тронный зал. Я сама допрошу его. Не принимать никаких решений без моего ведома, — это все, на что хватило ее сил.

Старый рыцарь почтительно кивнул и, скрывшись за массивной дверью, отправился на поиски Мормонта.

— Оставь меня, — резко ответила Дейенерис в ответ на попытку Миссандеи завести разговор. Темнокожая девушка покорно склонила голову и тихо ушла, притворив дверь и оставив свою госпожу справляться с обрушившейся на нее бедой в одиночку.

Дейенерис сжала бумагу в руках, будто хотела убедиться, что она настоящая, что она существует, а затем отбросила ее в сторону, словно ядовитую змею. Медленно, едва переставляя ноги, подошла к кровати, села на самый край и бессильно опустила руки. В голове стучали крошечные молоточки, сердце колотилось как сумасшедшее, глаза застилали злые слезы.

Он предал ее. Нет, не так — он предавал ее. День за днем, ночь за ночью на протяжении почти двух лет. Притворялся верным рыцарем, мудрым советником, близким другом и чем-то большим. Все это не могло быть ложью. Она должна узнать правду.

Стремительно поднявшись на ноги, королева решительным шагом направилась в тронный зал. Она не покажет своих чувств. Он не увидит ни ее волнений, ни боли, ни разочарования, ничего. Лишь справедливый суд и равнодушного судью.

Когда они остались вдвоем — Дейенерис выгнала всех, даже охранников из армии Безупречных, — комната вдруг стала меньше, а они — еще ближе друг к другу. Обоим стало труднее дышать и говорить.

Время пришло. Девушка села, сжала в кулаки лежащие на коленях руки, упрямым жестом подняла голову и спросила: