Сегун. Книга 3
Шрифт:
Торанага в первый раз впрямую посмотрел на Блэкторна: англичанин стоял в одиночестве, с мрачным лицом.
– Андзин-сан!
– Да, господин?
– Плохо, да? Очень плохо, – Торанага показал вниз, на остов корабля.
– Да, очень плохо, господин.
– Как скоро могут прийти сюда другие корабли?
– Мои корабли, господин?
– Да.
– Когда этого захочет Будда.
– Мы поговорим сегодня вечером. Сейчас можете быть свободны. Благодарю вас за Осаку. Пойдите на галеру – или в деревню. А вечером поговорим. Вы меня поняли?
– Да, поговорим вечером, я вас понял, господин. Спасибо. А когда вечером?
– Я пришлю за вами. Благодарю вас за Осаку.
– Это мой долг. Но я мало что сделал. Всего добилась Тода Марико-сама. Все – для Торанаги-сама.
– Да, это так, – Торанага с уважением ответил на поклон.
Андзин-сан пошел было, но остановился. Торанага посмотрел на дальний конец плато: туда только что поднялись на лошадях и спешивались там Цукку-сан и его приближенные. Он не беседовал со священником в Мисиме, хотя и сообщил ему о гибели корабля, решив поговорить после того, как его людям удастся выехать из Осаки и галера благополучно придет в Ан-дзиро. Тогда он решил только, что пригласит иезуита с собой, чтобы дать возможность Блэкторну встретиться с ним в нужное время. Он увидел, что Блэкторн направился в сторону священника.
– Нет, Андзин-сан, позднее, не сейчас. Сейчас идите в деревню! – приказал он.
– Но, господин! Этот человек погубил мой корабль! Он – враг!
– Идите туда! – Торанага указал на деревню. – Подождите там, пожалуйста. Сегодня вечером мы поговорим.
– Господин, пожалуйста, этот человек…
– Нет. Вы пойдете на галеру! Пойдете сейчас! Пожалуйста… «Это лучше, чем приучать сокола садиться на руку, – подумал Торанага. – Я приложу все усилия, чтобы повлиять на него. Он так же дик, опасен и непредсказуем… Непонятен, уникален… Не похож ни на одного из тех, кого я знаю…»
Краем глаза он заметил, как Бунтаро выходит на дорогу перед Андзин-сан, готовый заставить его послушаться. «Как глупо, – мелькнуло у него в голове, – и как напрасно». Он все так же не сводил взора с Блэкторна и почувствовал, что тот повинуется.
– Хорошо, иду, господин Торанага. Прошу прощения, сейчас иду, – согласился Блэкторн. Он вытер пот с лица и собрался идти в другую сторону.
– Спасибо, Андзин-сан. – Торанага не выдавал своего торжества. Он смотрел, как Блэкторн послушно уходит прочь – злой, сильный, опасный, но управляемый теперь его волей. А впрочем… Почему бы и нет? Торанага вдруг передумал. – Андзин-сан! – окликнул он. Да, настало время ослабить путы и пустить птицу в свободный полет – последнее испытание. – Послушайте, идите, если хотите. Я думаю, лучше не убивать Цукку-сан, но, если вы хотите его убить, убейте. Но лучше не убивайте. – Он сказал это медленно, тщательно выговаривая слова, и повторил еще раз. – Вакаримас ка?
– Хай.
Торанага посмотрел в эти невероятно голубые глаза, заполненные слепой злобой, и задумался… Убьет или нет эта дикая птица, пущенная на волю, свою жертву или вернется на руку, не попробовав мяса?
Торанага махнул рукой, отпуская его. Блэкторн повернулся и направился в северном направлении, в сторону Цукку-сан. Бунтаро отступил с его дороги. Блэкторн не замечал никого, кроме священника. День, казалось, стал еще более жарким…
– Итак, Ябу-сан, что он собирается делать? – задал вопрос Торанага.
– Убить. Конечно, он убьет его, если сможет поймать. Священник заслуживает смерти. Все христианские священники заслуживают смерти. Все христиане. Я уверен, они устроили это несчастье с кораблем – священники или Кияма, – хотя и не могу доказать.
– Вы ручаетесь своей жизнью, что он убьет Цукку-сан?
– Нет, господин, – поспешил ответить Ябу. – Нет, я бы не стал, прошу меня простить. Он варвар, оба они варвары.
– Нага-сан?
– На его месте я убил бы священника и всех их – теперь, когда вы дали разрешение. Не знаю никого, кого бы я так ненавидел. Последние два дня Андзин-сан стал как безумный – ходит взад-вперед, бормочет что-то, смотрит на остатки корабля, спит там, свернувшись калачиком на песке, плохо ест… – Нага еще раз посмотрел на Блэкторна. – Я согласен, что в гибели корабля природа не виновата. Я знаю священников – они стоят за этим делом… Доказать тоже не могу, но… Я не верю, что пожар начался из-за бури.
– Ну, так говори – что он будет делать?
– Он взорвется. Посмотрите, как он идет… Я думаю, он убьет, – я надеюсь, что он убьет.
– Бунтаро-сан?
Бунтаро повернулся к ним – тяжелый его подбородок был не брит, он твердо упирался в землю мускулистыми ногами, держа лук наготове.
– Вы посоветовали ему не убивать священника. Вы не хотите, чтобы он погиб. Убьет его Андзин-сан или нет, мне все равно, господин. Меня интересует, как это касается вас. Можно я остановлю его, если он вас ослушается? На таком расстоянии это легко.
– Можешь ты поручиться, что только ранишь его?
– Нет, господин.
Торанага тихонько засмеялся и прекратил обсуждение.
– Андзин-сан не убьет его. Он будет кричать и возмущаться, шипеть как змея и размахивать мечом… А Цукку-сан – надуваться «святым» фанатизмом, совершенно не испугавшись, и отвечать: «Это была случайность. Я не трогал ваш корабль!» Тогда Андзин-сан обзовет его вруном, Цукку-сан еще больше переполнится усердием, и повторит свое заявление, и поклянется, что это правда, именем Бога… Возможно, проклянет его еще раз… И они будут ненавидеть друг друга еще двадцать жизней. Никто не погибнет. По крайней мере, не теперь.
– Откуда вы знаете все это, отец?! – воскликнул Нага.
– Наверняка не знаю, сын мой. Но что я говорю, то и случится. Всегда важно не жалеть времени, изучая людей. Важных людей… Врагов и друзей. Чтобы понять их. Я наблюдал за ними обоими. Они оба очень нужны мне. Что вы об этом думаете, Ябу-сан?
– Я согласен с вами, господин. – Ябу внезапно встревожился.
Нага бросил быстрый взгляд на Андзин-сан: тот все еще идет своей неторопливой походкой, он уже в семидесяти шагах от Цукку-сана. Священник ожидает его со своими собратьями. Легкий ветерок колышет их оранжевые накидки.
– Но, отец, они же не трусы? Почему же… как они могут с честью выйти из этого положения?
– Он не убьет по трем причинам. Первая: Цукку-сан безоружен и не будет сопротивляться, даже если дойдет до рукопашной. А убивать невооруженного человека – это противоречит его принципам, это позор, грех по их христианской религии. Вторая: он христианин. А третья: я решил, что еще не время.
Бунтаро выразил свое мнение:
– Пожалуйста, извините меня, я могу понять третье и даже первое. Но не в том ли настоящая причина их ненависти, что оба считают: другой поклоняется не Христу, а Сатане? Они ведь так его называют?