Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Да, господин. – Гёко посерела под своими румянами.
– Он получает большие доходы?
– Он, конечно, считается лучшим управляющим в Одаваре, господин.
– Я слышал об этом. У меня есть для него работа. Андзин-сан собирается строить новое судно. Я обеспечиваю его строителями и материалами и хочу, чтобы дела велись как можно лучше.
Гёко чуть не упала от радости. Она думала, что Торанага уничтожит их всех, перед тем как пойдет на войну, или лишит ее жизни: она ведь врала ему – и об Андзин-сан и госпоже Тода, и о выкидыше Кику (он не был самопроизвольным, как со слезами сообщила она даймё, а стал результатом осторожного вмешательства, по ее настоянию и при согласии Кику).
– О, господин, когда вы хотите видеть моего сына в Иокогаме? Он сделает так, что это будет самое дешевое судно из всех, какие когда-нибудь строили.
– Я вовсе не хочу, чтобы оно было дешевым. Я хочу, чтобы оно было самым лучшим – за самую справедливую цену. Он будет надсмотрщиком, отвечать ему придется перед Андзин-сан.
– Господин, клянусь своим будущим, своими надеждами на будущее, все будет так, как вы хотите.
– Если корабль будет построен должным образом, точно так, как этого хочет Андзин-сан, за шесть месяцев с первого дня строительства, я сделаю вашего сына самураем.
Она отвесила низкий поклон и в первый момент лишилась дара речи.
– Прошу простить бедную дурочку, господин, благодарю вас, благодарю.
– Он должен узнать о строительстве кораблей все, что знает Андзин-сан, чтобы научить других, когда тот уедет.
– Это будет сделано.
– Следующее: Кику-сан. Ее таланты заслуживают лучшего применения, чем просто быть одной из многих женщин.
Гёко взглянула на него, ожидая худшего.
– Вы собираетесь продать ее контракт?
– Нет, она больше не будет куртизанкой или даже одной из ваших гэйся. Ее место – в доме. Она должна быть дамой, каких мало.
– Но, господин, видясь с вами, даже урывками, как может она надеяться потом на хорошую жизнь?
Он позволил ей сделать ему комплимент и сделал комплимент ей и Кику, потом сказал:
– Честно говоря, Гёко-сан, я все больше люблю ее, но не могу позволить себе отвлекаться. Она слишком хороша для меня, чересчур хороша… Прошу меня извинить, но это будет еще одним нашим секретом.
– Конечно, господин, я согласна со всем, что вы говорите, – пылко заявила Гёко, отметая все сказанное как попытку затуманить ей мозги и скрыть настоящую причину. – Если найдется человек, который будет восхищаться Кику, я умру спокойно.
– Но только после того, как увидите корабль Андзин-сан под всеми парусами и через шесть месяцев, – охладил он ее восторги.
– Да, о да! – Гёко заработала веером – солнце уже припекало, а воздух стал вязким и душным. Ей хотелось определить, почему Торанага так великодушен к ним обеим. Она понимала, что цена за это будет большой, очень большой. – Кику-сан будет огорчена, если ей придется покинуть ваш дом.
– Да, конечно. Я думаю, необходимо как-то вознаградить ее за послушание сюзерену. Предоставьте это мне – и не упоминайте об этом при ней.
– Да, господин. Когда вы хотите, чтобы мой сын приехал в Иокогаму?
– Я дам вам знать перед отъездом.
Она поклонилась и заковыляла прочь. Торанага отправился поплавать. Небо на севере было темное – он знал, что там идет сильный дождь. Заметив, что со стороны Иокогамы подъезжает небольшая группа всадников, Торанага вернулся к постоялому двору.
Оми спешился и распаковывал голову.
– Господин Касиги Ябу выполнил ваш приказ, господин, точно перед полуднем.
Голова, свежевымытая, с волосами, приведенными в порядок, была насажена на кол, укрепленный на небольшом основании, – его обычно использовали для осмотра.
Торанага оглядел врага, как делал это десятки тысяч раз за свою жизнь. Он всегда в таких случаях думал: «Как будет выглядеть моя собственная голова?.. Вот ее рассматривает враг, победитель… Что выражает мертвое лицо? Ужас, боль, гнев, страх? А может, все сразу? Или вообще ничего… Хорошо бы – достоинство…» На мертвом лице Ябу читалась лишь безумная ярость, губы раскрылись в отчаянном вызове…
– Он умер хорошо?
– Лучше всех, чью смерть я когда-либо наблюдал, господин. Господин Хиромацу сказал то же самое. Два разреза, потом третий – горло. Без посторонней помощи и без звука. Вот его завещание.
– Ты снес ему голову одним ударом?
– Да, господин. Я просил у Андзин-сан разрешения воспользоваться мечом господина Ябу.
– Ёситомо? Тем, что я подарил Ябу? Он отдал его Андзин-сан?
– Да, господин. Он разговаривал с ним через Цукку-сан и сказал: «Андзин-сан, я дарю вам его в память о вашем прибытии в Андзиро и как благодарность за удовольствие, что подарил мне тот маленький варвар». Сначала Андзин-сан отказывался его брать, но Ябу просил его и заявил: «Никто из этих мерзавцев не заслуживает такого клинка!» Наконец Андзин-сан согласился.
«Любопытно, – подумал Торанага. – Я думал, Ябу отдаст клинок Оми».
– Каковы были его последние поручения? – поинтересовался он.
Оми рассказал ему все с точностью. Если бы они не были записаны в завещании, составленном при официальном свидетеле, Бунтаро, он обошел бы их и, конечно же, придумал что-нибудь другое. «Ябу был прав! – в ярости думал он. – Надо всегда помнить, что перо – длинная рука из могилы».
– Чтобы почтить мужество твоего дяди в смерти, я должен выполнить его предсмертные пожелания. Они все, без изменения? – испытывая его, спросил Торанага.
– Да, господин.
– Юки!
– Да, господин, – отозвалась служанка.
– Принеси чаю, пожалуйста.
Она убежала, и Торанага задумался о последних желаниях Ябу. Все они были разумны. Мидзуно был дурак и мешал Оми. Мать – взбалмошная елейная старая карга – тоже висела камнем на шее сына.
– Очень хорошо, раз ты согласен, я их утверждаю. Все. И хочу утвердить также предсмертные пожелания твоего отца, прежде чем они станут окончательными. В награду за преданность ты назначаешься командиром мушкетного полка.