Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Сиката га най, отец. Скоро я построю другой.
– Какого типа судно вы хотите построить?
– Достаточно большое и хорошо вооруженное.
– Чтобы атаковать черный корабль?
– Чтобы уплыть домой, в Англию, и защититься от любых врагов.
– Это напрасные траты – весь этот труд.
– А что, еще раз «воля Божья»?
– Ну да. Или людской умысел.
– Если так и мой новый корабль тоже погибнет – я построю другой… А с ним не повезет – еще один. Я хочу построить корабль или получить место на чужом корабле. Когда вернусь в Англию, выпрошу, одолжу, куплю или украду каперское
– Да, я понимаю. Вот почему вы никогда отсюда не уедете. Вы знаете слишком много, Андзин-сан. Я говорил вам это и раньше и говорю снова, без всякой злобы. Правда. Вы смелый человек, умный враг, достойный уважения, и я стараюсь, чтобы между нами сохранился мир. Мы будем много раз встречаться друг с другом, многие годы – если переживем войну.
– Вы так думаете?
– Да. Вы слишком ценный человек для японцев. Скоро вы станете личным переводчиком Торанаги. Нам не следует враждовать – вам и мне. Думаю, наши судьбы пересекаются. Марико-сама говорила вам об этом? Мне – говорила.
– Нет, никогда. Что еще она говорила вам?
– Она просила меня стать вашим другом, защищать вас, если я могу. Андзин-сан, я пришел сюда не для того, чтобы раздражать вас или ссориться, но попросить о мире перед отъездом.
– Куда вы направляетесь?
– Сначала в Нагасаки, на корабле из Мисимы. Там надо заключить несколько торговых сделок. Потом – туда, где будет Торанага, либо туда, где будет битва.
– Они позволяют вам свободно разъезжать, несмотря на войну?
– О да. Они нуждаются в нас – любой из тех, кто выиграет. Мы можем проявить благоразумие и заключить мир – вы и я. Я прошу вас об этом из-за Марико-сама.
Блэкторн ответил не сразу.
– Как-то у нас было перемирие – потому что она этого хотела. Я предлагаю его вам. Перемирие не мир. При условии, что вы не подойдете ближе чем на пятьдесят миль к тому месту, где я буду строить корабль.
– Согласен, капитан! Конечно, я согласен! Но вам нечего бояться меня! Ну что ж, давайте в память о ней заключим перемирие. – Алвито протянул руку. – Благодарю вас.
Блэкторн крепко пожал ему руку.
– Скоро в Нагасаки устроят ее похороны. В соборе. Службу проведет сам отец-инспектор, Андзин-сан. Часть ее праха будет погребена там.
– Ей это было бы приятно… – Блэкторн засмотрелся на останки корабля. – Еще один момент… Я не рассказывал о нем Торанаге. Перед самой ее смертью я успел прочесть отходную и исполнил последний обряд – я старался, как только мог. Больше никого не было, а она была католичкой. Я не думаю, что она слышала меня, не знаю, была ли она в сознании… То же самое я сделал при огненном погребении. Было ли это… подействовало ли это так, как нужно? Приемлемо ли это? Я старался сделать это ради Господа… Не из-за вас или меня… Только ради Господа…
– Нет, Андзин-сан. Нас учат, что это не так. Но за два дня до смерти она просила и получила отпущение грехов от отца-инспектора.
– Тогда… тогда она знала, что должна умереть… Что бы ни было, она была жертвой.
– Да. Бог не отринет ее, она под его покровом.
– Спасибо, что рассказали мне об этом. Я… я всегда беспокоился – вдруг такое мое вмешательство не поможет, хотя я… Спасибо…
– Саёнара, Андзин-сан. – Алвито протянул руку.
– Саёнара, Цукку-сан. Пожалуйста, поставьте за нее свечу от моего имени.
– Обязательно.
Блэкторн
В бодром состоянии духа Блэкторн вернулся к Наге и составил планы на следующий день, потом поднялся наверх, к своему временному дому рядом с домом Торанаги. Он поел рису и мелко нарезанной сырой рыбы, приготовленных его поварами, и нашел их превосходными. Попросил вторую порцию и расхохотался.
– Господин?
– Нет-нет, ничего… – Мысленно он видел Марико и слышал, как она говорит: «О, Андзин-сан, однажды, может быть, вам даже понравится сырая рыба, и тогда вы будете на пути в нирвану – „идеальный мир“».
«Ах, Марико, – подумал он, – я так рад, что ты получила настоящее отпущение грехов. И я благодарю тебя». – «За что, Андзин-сан?» – услышал он ее вопрос. «За жизнь, Марико, моя дорогая…»
Много раз за эти дни и ночи он так разговаривал с ней, оживляя отдельные сцены их встреч, и размышлял о сегодняшних событиях, чувствуя ее так близко… Даже оглядывался через плечо… Вот она стоит рядом…
«Вот и сегодня утром, Марико, я опять оглянулся. Но вместо вас – Бунтаро, а рядом – Цукку-сан. Оба пристально смотрят на меня. У меня был меч, но Бунтаро держал свой громадный лук наготове. О, моя любимая, мне пришлось призвать все свое мужество, чтобы подойти и церемонно, как полагается, приветствовать его. Вы видели? Вам следовало бы гордиться мной – таким спокойным, настоящим самураем. Он говорил напыщенно, Цукку-сан переводил: „Госпожа Кирицубо и госпожа Садзуко рассказали мне, как вы спасли честь моей жены и их честь тоже. Как вы спасли ее и их от позора. Я благодарю вас, Андзин-сан. Прошу простить, что до этого я был так несдержан. Я прошу меня извинить и благодарю вас“. Он поклонился мне и ушел… А я так хотел, чтобы это вы были рядом… Вы бы поняли: скрыто, и никто никогда не узнает…»
Блэкторн много раз так оглядывался. Но его не огорчало, что ее не было и не могло быть. Она и так с ним повсюду. Он любил ее и в хорошие, и в тяжелые, и даже в самые трагические времена. Она приходила к нему во снах. И сны эти были светлы. Сны о ней вдруг оборачивались набросками чертежей и планами, резной фигурой на носу судна, парусами, мыслями о том, как сделать киль и как построить корабль. А потом он с радостью видел готовую «Леди» – под парусами, надувшимися от свежего юго-западного ветра. Она плывет через Ла-Манш. Фалы хлопают, рангоут напрягается и потрескивает при перемене курса, раздается крик: «Спустить паруса! Топсели, гроты, бом-брам-стеньги и брам-стеньги!» Завоевывая каждый дюйм, под оглушительные хлопки освободившихся от шкотов парусов, корабль меняет курс. По команде «Так держать!», на которую отзываются паруса, неописуемой красоты корабль поворачивает у Бичи-Хед влево, держа курс на Лондон…