Сегун. Книга 3
Шрифт:
– А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, – возразил Торанага.
– Тогда просьба на всю жизнь.
– Я не муж, чтобы выполнять ее.
– Иногда вассал может просить сюзерена…
– Да, иногда, но не сейчас! Сейчас придержите язык и не заикайтесь о просьбе на всю жизнь, благодеянии, требовании или чем-нибудь таком.
Просьбой на всю жизнь называли милость, которую, согласно древнему обычаю, жена могла испрашивать – не теряя лица – у мужа, сын у отца, а иногда и муж у жены с условием: если просьба удовлетворялась, это обязывало никогда в этой жизни не просить о другой милости. По обычаю же вопросов при такой просьбе не задавали и никогда потом о ней не упоминали.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Откройте, – приказал Торанага.
Марико повиновалась. Вошли Судара с женой, госпожой Гэндзико, и Нага.
– Нага-сан, займи пост этажом ниже и не пускай никого без моего приказа.
Нага вышел.
– Марико-сан, закройте дверь и садитесь сюда. – Торанага указал место недалеко от себя, спереди, лицом к остальным.
– Я приказал вам обоим прийти сюда для обсуждения срочных семейных дел.
Глаза Судары невольно обратились на Марико, потом снова на отца. Госпожа Гэндзико не шелохнулась.
Торанага резко сказал:
– Она здесь, сын мой, по двум причинам: во-первых, мне угодно, чтобы она была здесь, и, во-вторых, мне угодно, чтобы она была здесь!
– Да, отец. – Судара устыдился грубости отца. – Могу я спросить, чем оскорбил вас?
– А есть какие-то причины, по которым я должен оскорбиться?
– Нет, господин, – если только мое стремление обезопасить вас и мое нежелание позволить вам покинуть эту землю вызвали вашу обиду.
– А что ты скажешь о заговоре? Я слышал, ты осмелился предположить, что можешь занять мое место как главы клана!
Лицо Судары побелело, как и бесстрастная физиономия госпожи Гэндзико.
– Я никогда не покушался на подобное – ни в мыслях, ни на словах, ни на деле. И никто из членов моей семьи, и никто другой в моем присутствии.
– Это правда, господин, – подтвердила госпожа Гэндзико.
Судара, второй из пятерых оставшихся в живых сыновей Торанаги – гордого вида худощавый мужчина двадцати четырех лет, с узкими холодными глазами и тонким, неулыбчивым ртом, прекрасный воин, – обожал своих детей и, преданный жене, не имел наложниц.
Гэндзико, маленького роста женщина, на три года старше мужа, сильно располневшая после того, как родила ему четверых детей, сохранила величественную осанку и гордость, свойственную и ее сестре Осибе, беззаветную преданность семье и ту же скрытую свирепость, которой был известен ее дед – Города.
– Каждый, кто обвиняет моего мужа, – лжец, – заявила она.
– Марико-сан, – потребовал Торанага, – расскажите госпоже Города, что ваш муж приказал вам ей передать!
– Мой господин, Бунтаро, просил меня, приказал мне убедить вас вот в чем: пришло время господину Сударе взять власть; другие советники разделяют мнение моего мужа; если господин Торанага не желает отдать власть, следует взять ее силой.
– Никогда никто из нас и в мыслях этого не держал, отец, – возразил Судара. – Мы преданы вам, и я никогда…
– Если я передам тебе власть, что ты сделаешь? – забросил крючок Торанага.
Гэндзико ответила сразу:
– Как может господин Судара знать, если никогда не думал о таком кощунстве? Извините, господин, но он не может ответить, ибо ему никогда такого и в голову не приходило. Как он мог помыслить об этом? А что касается Бунтаро-сан, очевидно, им овладел ками.
– Бунтаро заявил, что другие разделяют его мнение.
– Кто же это? – ядовито спросил Судара. – Скажите мне – и они тут же погибнут. Кто? Знай я таких, господин, уже сообщил бы вам.
– А ты бы не убил их сразу?
– Ваше первое правило – терпение, и второе – тоже терпение. Я всегда следовал вашим правилам. Я подождал бы и сообщил вам. Если я обидел вас, прикажите мне совершить сэппуку. Я не заслужил вашего гнева, господин, обрушившегося на меня, и мне трудно снести его – я не участвую ни в каком заговоре.
Госпожа Гэндзико горячо поддержала мужа:
– Да, господин, пожалуйста, простите меня, но я полностью согласна с моим мужем. Он ни в чем не виноват, и все наши люди – тоже. Мы честны: что бы ни случилось, что бы вы ни приказали – мы сделаем.
– Так! Вы преданные вассалы, да? Послушные? Выполните любой мой приказ?
– Да, господин.
– Хорошо. Тогда ступай и убей своих детей. Сейчас!
Судара отвел глаза от отца, посмотрел на жену, та слегка повела головой и кивнула, соглашаясь.
Судара поклонился Торанаге, сжал рукоятку меча и встал. Уходя, он тихонько прикрыл за собой дверь. Стояла мертвая тишина. Гэндзико взглянула на Марико и снова опустила глаза. Колокола пробили половину часа лошади. Воздух в комнатах, казалось, сгустился. Дождь на короткое время перестал, потом зарядил с новой силой. Сразу после того, как колокола пробили следующий час, раздался стук в дверь.
– Да?
Это был Нага.
– Прошу простить меня, господин, мой брат… Господин Судара хочет войти еще раз.
– Впусти его и возвращайся на свой пост.
Судара вошел, встал на колени и поклонился. Он весь промок, волосы его слиплись, плечи слегка дрожали.
– Мои… мои дети… Вы уже забрали их, господин.
Гэндзико вздрогнула и чуть не упала вперед, но поборола свою слабость и прошептала мужу побелевшими губами:
– Вы… вы не убили их?
Судара покачал головой.
Торанага свирепо произнес:
– Ваши дети в моих покоях ниже этажом. Я приказал Тяно-сан забрать их, когда вызвал вас сюда. Мне нужно было проверить вас обоих. Жестокие времена требуют жестоких мер. – Он позвонил в колокольчик.
– Вы… вы отменяете ваш… приказ, господин? – Гэндзико отчаянно пыталась сохранить холодное достоинство.
– Да. Мой приказ отменяется. На сей раз. Это было необходимо, чтобы понять вас. И моего наследника.
– Благодарю вас, благодарю вас, господин! – Судара униженно склонил голову.