Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Так ты отказываешься выполнять мои приказы и возглавить эскорт, который послезавтра отправится в Осаку?
Облако закрыло солнце, и оба они взглянули в окно.
– Скоро опять будет дождь, – заметил Торанага.
– Да, этот год выдался дождливым. Если дожди вскоре не прекратятся, весь урожай погибнет.
Они посмотрели друг на друга.
– Ну?
Железный Кулак спокойно произнес:
– Я прошу вас, господин, отдать мне приказ сопровождать вас послезавтра в Осаку.
– Поскольку это противоречит мнению всех моих советников, я принимаю их и твой совет и откладываю свой выезд.
Хиромацу
– Так вы не уезжаете, господин?
Торанага рассмеялся. Теперь можно было сбросить маску – он снова стал самим собой:
– Я никогда и не собирался ехать в Осаку. Не так уж я глуп.
– Что?
– Согласие, изъявленное мной в Ёкосэ, было уловкой, чтобы выиграть время, – дружелюбно объяснил Торанага. – Этот дурак Исидо клюнул на приманку: он ожидает меня в Осаке через несколько недель. Заглотнул ее и Дзатаки. И ты, и мои храбрые недоверчивые вассалы – все поймались. Без особых усилий я выиграл время – целый месяц, – поверг Исидо и его грязных прихвостней в смятение. Я слышал, они уже передрались между собой за Канто. Его обещали и Кияме, и Дзатаки.
– Вы не собирались ехать в Осаку? – Хиромацу покачал головой. Затем, когда ему открылась вся простота и очевидность идеи, расплылся в довольной улыбке: – Это все просто хитрый ход?
– Конечно. Пойми, все должны были попасться на эту хитрость! Дзатаки, все, даже ты! Иначе шпионы донесли бы Исидо. Он сразу выступил бы против нас, и тогда никто на земле и небесах, никакие боги не предотвратили бы мою гибель.
– Это верно. Ах, господин, простите меня. Я так глуп. Я заслуживаю того, чтобы мне отрубили голову! Так все это вздор, обычный вздор? Но… но что же с господином Кёсио?
– Он сказал, что виновен в измене. Мне не нужны командующие-изменники, – мне нужны послушные вассалы.
– Но почему такие нападки на господина Судару? Почему вы лишили его всех ваших милостей?
– Потому, что мне так хотелось, – хрипло выговорил Торанага.
– Да. Прошу меня извинить. Это ваше право. Простите, что усомнился в вас.
– Почему я должен прощать тебя за то, что ты был самим собой, старина? Ты мне нужен, чтобы делать то, что делаешь, и говорить то, что сказал. Сейчас я нуждаюсь в тебе больше, чем когда-либо. Я должен хоть кому-то довериться. Поэтому я выбрал в доверенные лица тебя. Это должно остаться тайной между нами.
– О господин, вы осчастливили меня…
– Да, – перебил его Торанага, – это единственное, чего я боюсь.
– Простите, господин?
– Ты главнокомандующий. Ты один можешь связать руки всем глупцам, сомневающимся, недовольным, пока я жду. Я доверяю тебе, как и должно быть. Мой сын не может держать военачальников в узде, хотя и никогда не выдал бы своей радости, знай он тайну. Если бы он знал ее… Но твое лицо – открытые ворота твоей души, старый дружище.
– Тогда возьмите мою жизнь, дайте только мне разобраться с военачальниками.
– Это не поможет. Ты должен держать ворота на запоре до самого моего предполагаемого отъезда. Тебе придется следить за своим лицом, не расслабляться даже во сне. Ты один во всем мире знаешь! Ты единственный, кому я должен доверять!
– Простите мою глупость. Я не уловил. Объясните мне, что я должен делать.
– Скажи моим военачальникам правду: что убедил меня послушаться
– Потом? Потом будет «малиновое небо»?
– Не так, как задумывалось сначала. «Малиновое небо» всегда остается на самый крайний случай.
– Да. А что с мушкетным полком? Может он прорваться через горы?
– Часть пути он преодолеет. Но не весь путь до Киото.
– Убейте Дзатаки.
– Может быть, и придется. Но Исидо и его союзники все еще непобедимы. – Торанага изложил доводы Оми, Ябу, Игураси и Бунтаро, высказанные в день землетрясения. – В тот раз я приказал объявить «малиновое небо», просто чтобы ввести в заблуждение Исидо. И позаботился, чтобы часть наших разговоров достигла ушей, которым они не предназначались. Но войско Исидо все еще непобедимо.
– Как же нам расколоть их? Что с Киямой и Оноси?
– Эти двое непреклонны. Они настроены против меня. Как и все христиане, кроме моего капитана. Скоро он сослужит мне хорошую службу, как и его корабль. Больше всего мне нужно время. У меня есть союзники и тайные друзья по всей стране, и если у меня будет время… Каждый день добавляет мне сил и ослабляет Исидо. Такова моя военная стратегия. Каждый день отсрочки очень важен. Послушай, после окончания дождей Исидо выступит против Канто, одновременно нанося удар с двух сторон: Икава Дзиккуя нацелится на юг, Дзатаки – на север. Мы задержим Дзиккую в Мисиме, потом отбросим к перевалу Хаконэ и Одаваре, где у нас будет последняя линия обороны. На севере мы остановим Дзатаки в горах вдоль тракта Косюкайдо, где-то около Микавы. Игураси и Оми были правы: мы сможем отбить первое наступление, но другого большого наступления допустить нельзя. Мы будем воевать, укрывшись за нашими горами. Воевать и тянуть время, а потом, когда урожай созреет, наступит день «малинового неба».
– Эх, скорее бы наступил этот день!
– Послушай, старый дружище, только ты сможешь держать моих военачальников в повиновении. Со временем, когда Канто будет в безопасности, полной безопасности, мы сможем выдержать наступление, и тогда союзники Исидо отступятся от него. Когда это случится, исчезнет угроза будущему Яэмона и завещание тайко будет исполнено.
– Вы не возьмете всю власть в свои руки, господин?
– Говорю тебе в последний раз: «Закон может попирать причину, но причина никогда не должна попирать закон, или все наше общество расползется, как старые татами. Закон может отвергать причину, но причина не должна отвергать закон». Завещание тайко – это закон.
Хиромацу поклонился в знак согласия.
– Очень хорошо, господин. Больше я никогда не посмею упомянуть об этом. Прошу меня извинить. Сейчас… – он позволил себе улыбнуться, – как мне вести себя сейчас?
– Сделать вид, что тебе удалось убедить меня отложить отъезд. Просто держи их в своем железном кулаке.
– Сколько времени я должен притворяться?
– Этого я не знаю.
– Я не доверяю себе, господин. Могу дать маху, сам того не желая. Думаю, что сумею удерживать хмурую мину на своем лице несколько дней. С вашего разрешения, мои старые кости так разноются, что я буду вынужден полежать в постели – никаких посещений, да?