Сегун. Книга 3
Шрифт:
Он пробовал много раз, но никогда не мог вкусить жидкости, которой нет.
– Ничего, Андзин-сан. Потребуется очень много времени, чтобы научиться, но когда-нибудь вы сможете.
– А вы можете?
– Редко. Только в часы печали или одиночества. Но вкус несуществующего чая, кажется, придает смысл жизни. Это трудно объяснить. У меня получалось раз или два. Иногда вы достигаете ва с одной попытки.
…Сейчас, лежа без сна в темноте, он зажег свечу и сосредоточился на маленькой фарфоровой чашке, которую дала ему Марико и которую он теперь все время держал у своей постели. Он бился целый час, но так и не смог очистить сознание. Неизменно одна за другой начинали появляться все те же мысли: «Я хочу уехать и хочу остаться. Я боюсь возвращения и боюсь не вернуться. Я ненавижу и желаю. А еще есть эта… Если бы дело касалось меня одного, я бы не уехал, пока… Но здесь замешаны и другие, а они не эта, и я давал клятву капитана: „Перед лицом Господа нашего обязуюсь вести корабли и с Божьей помощью привести их обратно“. Я хочу Марико. Я хочу увидеть земли, которые мне дал Торанага. Мне нужно остаться здесь и насладиться плодами моего везения еще некоторое время. Да, но есть еще долг, и он превыше всего…»
На рассвете Блэкторн знал, что, хотя решение вроде бы снова отложено, на самом деле он все решил. Окончательно.
«Помоги мне Бог, в первую и последнюю очередь я все же капитан!»
Торанага развернул клочок бумаги, который получил через два часа после рассвета. Послание от его матери было очень простым:
«Ваш брат согласен, сын мой. Его письмо, подтверждающее это, будет выслано сегодня с гонцом. Господин Судара и его семейство должны прибыть в течение десяти дней».
Торанага сел, вдруг ослабнув. Голуби вспархивали со своих насестов, потом снова усаживались. На голубятню проникало ласковое утреннее солнышко, хотя ветер снова нагонял дождевые облака. Собрав все силы, даймё заторопился вниз по ступенькам в свои покои.
– Нага-сан!
– Да, отец?
– Пошли за Хиромацу. После него приведи моего письмоводителя.
– Да, отец.
Старый военачальник явился сразу же. Суставы его ныли после долгого восхождения по лестнице, тем не менее он низко поклонился, по обыкновению держа меч в руках. Лицо его казалось свирепее, старее и решительнее, чем когда-либо.
– Добро пожаловать, старый дружище!
– Спасибо, господин. – Хиромацу поднял на него глаза. – Я опечален, увидев на вашем лице отпечаток всех тягот мира.
– А я опечален тем, что видел и слышал вокруг одну измену.
– Да, измена – ужасная вещь.
Торанага заметил, как всматриваются в него непримиримые глаза старика.
– Ты можешь говорить свободно, друг мой.
– Вы знали, что я здесь? – Хиромацу был мрачен.
– Прошу простить, что заставил тебя подождать.
– Извините, что я беспокою вас. Чему вы радуетесь, господин? Пожалуйста, сообщите мне, какое будущее ожидает ваш дом. Это ваше окончательное решение – ехать в Осаку, склониться перед навозной кучей?
– А ты знаешь за мной привычку принимать окончательные и бесповоротные решения?
Хиромацу нахмурился, осторожно выпрямил спину, чтобы облегчить боль в плечах.
– Я знаю, что вы терпеливы, решительны и всегда выигрываете. Вот поэтому и не могу понять того, что происходит сейчас. Не похоже, чтобы вы сдались.
– Разве судьба государства не важнее моего будущего?
– Нет.
– Исидо и другие регенты все еще законные правители страны согласно завещанию тайко.
– Я вассал Ёси Торанага-но Миновара и не признаю иных правителей.
– Хорошо. Послезавтра – день, выбранный мною для отъезда в Осаку.
– Да, я слышал.
– Ты будешь командовать эскортом, Бунтаро – тебе помогать.
Старый военачальник вздохнул:
– И это мне известно, господин. Но, вернувшись сюда, господин, я поговорил со старшими советниками и командующими.
– Да, ну и каково же их мнение?
– Что вам не следует оставлять Эдо. Что ваши приказы необходимо временно отменить.
– Кому?
– Мне. Моими приказами.
– Это то, чего они хотят? Или это то, что ты решил?
Хиромацу положил меч на пол, поближе к Торанаге, и, оставшись беззащитным, прямо посмотрел на него:
– Пожалуйста, извините меня, господин, я хотел спросить вас, как мне следует поступить. Долг, казалось бы, велит мне взять на себя командование и не допустить вашего отъезда. Это вынудит Исидо сразу же двинуться на нас. Мы, конечно же, проиграем, но это, видимо, единственный достойный путь.
– Но глупый, правда?
Серо-стальные брови Хиромацу сошлись к переносице:
– Нет. Мы умрем в бою, с почетом. Мы выиграем ва. Канто проиграет войну, но у нас в этой жизни не будет другого господина. Сиката га най.
– Я никогда не радовался бессмысленной гибели моих людей. Я не проиграл ни одной битвы и не вижу причин изменять своим привычкам.
– Потерпеть поражение в бою не позор, господин. Разве сдаться лучше?
– Так вы все сговорились?
– Господин, прошу меня извинить, я разговаривал только с отдельными людьми и рассматривал дело исключительно с военной точки зрения. Нет никакой измены или сговора.
– И все-таки ты прислушался к заговорщикам.
– Прошу меня извинить, но, если я дам свое согласие как ваш главнокомандующий, тогда это будет уже не изменой, а законной государственной политикой.
– Принимать решения без вашего сюзерена – измена.
– Господин, известно много случаев, когда сюзерена смещали. Это делали вы, Города, тайко – мы все творили вещи и похуже. Победителей не судят.
– Вы решили свергнуть меня?
– Я прошу вас помочь мне принять решение.
– И это говорит единственный человек, которому я верил!
– Клянусь всеми богами, я просто хотел оставаться самым преданным вашим вассалом. Я только воин и желал бы выполнить свой долг перед вами. Я думаю только о вас. Я заслужил ваше доверие. Если это поможет вам – возьмите мою жизнь. Если это склонит вас к бою, я с радостью отдам мою жизнь, жизнь моего рода, сегодня, при всех или в уединении, как вы пожелаете. Разве не так поступил наш друг Кёсио? Простите, но я не понимаю, почему должен позволить вам одним махом перечеркнуть всю жизнь.