Секира и меч
Шрифт:
— Он совсем не в себе. Мы с ним только потеряем время.
Готфрид молвил:
— Как знать! Мы до сих пор теряли время с разумными…
Старик уставился на него:
— Тебя зовут Гог?
— Меня зовут Готфрид.
Старик открыл книгу и, перелистнув несколько страниц, нашел в ней какое-то место:
— В книге ничего не написано про Готфрида. Здесь написано иное…
— Обо мне еще напишут книги, — усмехнулся Готфрид. — Обо всех нас, кого ты видишь, напишут…
Старик, повернув книгу к светильникам, водил пальцем
— Слушай, что здесь написано: «И было ко мне слово Господне: сын человеческий! обрати лице свое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала… Готовься и снаряжайся, ты и все полчища твои, собравшиеся к тебе, и будь им вождем. После многих дней ты понадобишься; в последние годы ты придешь в землю, избавленную от меча, собранную из многих народов, на горы Израилевы, которые были в постоянном запустении, но теперь жители ее будут возвращены из народов, и все они будут жить безопасно. И поднимешься, как буря, пойдешь, как туча, чтобы покрыть землю, ты и все полчища твои и многие народы с тобою», — тут старик ткнул худым крючковатым пальцем в грудь славному рыцарю Готфриду. — А вот послушай! Не о твоих ли деяниях написано?.. «И вострепещут от лица Моего рыбы морские и птицы небесные, и звери полевые и все пресмыкающееся, ползающее по земле, и все люди, которые на лице земли, и обрушатся горы, и упадут утесы, и все стены падут на землю…»
Готфрид покачал головой:
— Мне знакомо то, что ты сейчас прочитал. Но действительность, я уверен, превзойдет все пророчества, — герцог взял старца за плечо. — Подойди к карте. Посмотри: за Иконием опять какая-то пустыня, а затем — Киликия. Я слышал, это цветущий край. А за Киликией… видишь, нарисовано?., пути расходятся… Антиохия, Эдесса… От этих богатых городов далеко ли Иерусалим?
Старец удивленно смотрел на Готфрида, потом на карту, разложенную на столе. И опять открыл книгу.
— Здесь написано про смерть и разрушения, которые придут на горы Израиля, но в книге ничего не написано про меня. Посмотри! Ни одного слова…
— Ты о чем, безумный старик? — не понял Готфрид. — Что там должно быть написано?
Старый иудей опять водил пальцем по строкам:
— Пророк не говорит, что несчастный больной Иаков покажет Гогу путь. А если пророк этого не говорит, как я могу это сделать?
Готфрид покосился на герцогов:
— А он не так уж безумен, как мне показался вначале.
Герцоги засмеялись:
— Все иудеи безумны! Они слишком верят своим книгам.
Готфрид крикнул страже:
— Эй! Старца этого — в яму!..
Рыцари схватили старика под руки и повели к выходу из зала. А старик улыбался, бубнил себе под нос:
— В яму — хорошо! Очень хорошо!.. Домой, к семье… Хорошо!.. Соскучился… Мир вам, добрые люди!..
Только лишь герцоги опять склонились над картой, работу их мысли нарушил мрачный страж.
— Что тебе? — вопросил Боэмунд.
— Я хотел сказать… Поэт повесился.
Герцоги вздрогнули:
—
— Да, — кивнул страж. — Он висит недалеко от ямы.
— Еще не сняли? — разозлился Готфрид. — Снять!..
Страж повернулся, чтобы идти, но остановился:
— Я сниму его. Однако не знаю, что делать с ним дальше. Он поэт все-таки…
Герцоги задумались. Боэмунд Тарентский сказал:
— Поэта звали Порфирий, насколько я знаю. Само имя его подсказывает нам, как быть. Можно найти в этом, Богом забытом, городе пурпурную мантию. Да вот хотя бы в этом зале — порыться в сундуках. Чем они набиты?.. Облечь поэта в царские одежды и с воинскими почестями погрести…
Раймунд из Тулузы предложил иное:
— Ах, я помню, у Порфирия голос был чист, серебрист!.. Можно сказать кузнецу, чтобы выковал серебряный гроб. И в этом гробу пронести поэта на плечах до самого Иерусалима. Я уверен, на наших рыцарей это сильно подействует. Они растрогаются. Я знаю, у многих рыцарей твердая рука, крепкая воля, но и мягкое сердце, и нежная поэтическая душа…
Готфрид при этих словах поморщился:
— Ах, господа! Вы сами — как поэты. Все усложняете… Меж тем дело не стоит выеденного яйца, — тут Готфрид повернулся к стражу. — Послушай, рыцарь! Без лишнего шума срежь Порфирия и брось его в яму.
Страж кивнул:
— Будет исполнено, государь!
— Да! И еще одно! — удержал его герцог. — Передай, чтоб пришел сюда тот герой.
— Какой именно, государь? — не понял рыцарь. — В наших рядах немало героев.
— Здесь ты прав, рыцарь, — согласился Готфрид. — Однако не всякому герою удается вперед других ворваться на городские стены.
— Я понял, о ком речь, — сказал рыцарь и ушел.
Боэмунд, Раймунд и Роберт с любопытством посмотрели на Готфрида:
— Ты что-то придумал, брат?
Готфрид не торопился отвечать. Он подошел к массивным сундукам, стоявшим вдоль стен, и стал открывать их один за другим. Бормотал задумчиво:
— Здесь ткани. Вот запасливый алчный царь! Скопил столько, что не износить бы ему и за десять жизней. А всего-то для савана ему понадобится несколько локтей… И дорогие ткани: паволоки и оксамиты. Сколь чуден этот бархат! А тут шерсть. Тут войлоки… — он подошел к другому сундуку. — Здесь тоже не счесть сокровищ. Кубки, блюда. Хорошая чеканная посуда. Но это все не то…
— Что ты ищешь? — спросили герцоги.
Готфрид поднял крышку очередного сундука:
— Кое-что из слов Раймунда показалось мне интересным.
— Что же? — спросил Раймунд.
— Ты говорил о воздействии на рыцарей. Быть может, ты это случайно сказал. Но если не случайно, то поздравляю тебя. Поднять дух у наших рыцарей — весьма разумная и своевременная мысль.
— Конечно, не случайно! — бросил Раймунд. — Я уж давно заметил: рыцари наши как-то приуныли. Наверное, сказываются тяготы пути.