Секира и меч
Шрифт:
Велизарий сказал:
— Внизу, на улице, какой-то человек ожидает у двери. Говорит, что разыскивает некоего рутена. У нас здесь трое из Рутении: ты, Волк и Щелкун. Как ты думаешь, кого разыскивает тот человек?
Глеб спустился на улицу и увидел Гийома.
Латинянин сейчас совсем не был похож на того грозного рыцаря, с которым Глеб столкнулся вчера. Он был одет просто, как заурядный кузнец, и от него даже пахло навозом. Видно, Гийом уже успел побывать в императорских конюшнях и засвидетельствовать тамошним конюхам и кузнецам, что он жив еще и вовсе не утонул.
Глеб и Гийом, увидя друг друга, как и вчера засмеялись, стукнули друг друга по плечам и по-братски обнялись.
Велизарий и еще двое стражников-греков выглянули из окон, любопытствуя, кто это пришел к Глебу.
Гийом улыбался, жмурил хитро глаза:
— А я вчера иду по улице. Народу вокруг — не протолкнуться. Мне навстречу какой-то великан. Думаю, ты это, Глеб из Рутении, или не ты?
Глеб тоже был рад встретить старого друга:
— И мне показалось, что я видел тебя вчера мельком…
Недалеко за углом была таверна, и Глеб с Гийомом решили заглянуть в нее — не для того, чтоб устроить попойку, а для того только, чтоб единой чарой вина отметить встречу.
Гийом говорил по дороге:
— Клянусь телом Господним, не ожидал я, Глеб, увидеть тебя на той улице, среди той толпы.
Глеб ответил:
— Сам знаешь, друг, плывем мы по длинной извилистой реке. То к одному берегу прибьет течением, то к другому.
Они сели за стол, взяли кувшин вина.
Гийом сказал:
— Впереди снова поворачивает река. Самое время, друг, опять прибиваться к нашему берегу.
Они выпили, взяли с блюда по горсти соленых маслин.
Глеб покачал головой:
— Служба моя совсем не трудная. Платят щедро. Имею все, что хочу. Стоит ли еще куда-то плыть?
Гийом убежденно кивнул:
— Все наши уже собрались! И Генрих, и Франсуа… И даже Моника с нами. Говорят, ее несколько раз видели в лагере. Нет только тебя с побратимами и Васила.
— Васил при монастыре. Он тебя и слушать не будет. Ему милее всяких походов переписывание книг.
— Да, он не воин, — согласился Гийом. — Но ты неужели хочешь остаться здесь, в этом городе, — хоть и прекрасном, — всю жизнь простоять на стене, созерцая безрадостные пустынные холмы? Всю жизнь исполнять приказы этих чванливых греков? Каждый день одно и то же: от башни к кормушке, от кормушки — к башне… Ужель ты этим удовлетворишься? Как можно позволить себе, друг, прожить жизнь и не совершить в ней ничего значительного? Не завоевать городов? Не заставить трепетать иноверцев? Не обрести счастье и богатство? Идем с нами, Глеб!..
Глеб задумался:
— Красивые слова говоришь ты, Гийом! Но я ведь знаю, что стоит за ними… Помнишь ту гору мертвых? Каждый из тех людей, бедных крестьян, хотел совершить в жизни что-нибудь значительное, обрести славу, счастье и богатство. А что они обрели? И ничего значительного не совершили, разве что порадовали турка своею смертью, отдали тело свое для постройки той горы…
Они выпили из кувшина все вино, но Гийом так и не смог убедить Глеба отправиться в поход с крестоносцами.
На прощание кузнец сказал с сожалением:
— Твоя река привела тебя, друг, в омут — в прекрасный омут. В глаза твои набьется ил, а тело обрастет водорослями.
Они обнялись на прощание, и Гийом, опустив плечи, побрел по улице Меса в сторону Вуколеона. И если б не его высокий рост, Глеб скоро потерял бы Гийома из виду, — так много людей было на улице в этот час.
Глеб пошел в другую сторону.
Пройдя по красивой и величественной площади Аркадия, Глеб повернул к городской стене, что тянулась по берегу Пропонтиды. Глеб поднялся на стену, и свежий ветер ударил ему в лицо. Глеб залюбовался открывшимся ему морем. Лазурное, оно серебрилось в солнечных лучах. Далеко-далеко белели косые паруса рыбацких лодок.
Совсем юный стражник, грек, стоял поблизости. Он тихонько напевал песню и тоже любовался морем. Потом он улыбнулся Глебу и сказал:
— Красиво, кюриос декарх!
— Река… — почему-то вырвалось у Глеба.
Стражник удивился:
— Нет, кюриос декарх, это же море…
— Я не о том.
Юноша показал пальцем:
— А там, видите, барки…
— Омут. Красиво…
Стражник смутился:
— Я вас, кюриос, не пойму. Разве омут может быть красивым?
Глеб улыбнулся ему в ответ:
— Не обращай на меня внимания, друг. Мне не дают покоя мысли.
Молодой стражник кивнул:
— Мне отец не раз говорил: если мысли не дают покоя, надо что-то менять. И еще он говорил: если в голове совершенно спокойно, то надо тоже что-то менять.
— Это мудрые слова, — поразмыслив, согласился Глеб.
Разговор с Гийомом запал ему в душу. Силы небесные! Глебу опять хотелось перемен. И все помышления, какие у него были, — были о походе.
Ветер с моря бил в лицо. Из дальних далей приходил этот ветер. Как много он видел, как много познал! И хотелось ему уподобиться.
Спустившись со стены, Глеб направился к Трифону.
Когда Глеб постучал в дверь и, услышав разрешение войти, вошел, Трифон сидел за столом и разбирал какие-то свитки. Испытавший немало превратностей судьбы, познавший взлеты и падения, этот немолодой уже человек продолжал стяжать знания: Глеб замечал — книги и свитки были частыми гостями у него на столе. Люди по-разному проводят свой досуг: один спешит бражничать и обжираться, другой ищет зрелищ, третий — плотских удовольствий; разумный же, не прельщаясь праздником жизни, который проходит, как сон, и ничего, кроме мишуры, после себя не оставляет, находит удовлетворение в размышлениях о вещах высоких. Таким разумным и был Трифон.