Секрет брата Бога
Шрифт:
Он принялся дышать давно отработанным способом, готовясь к задержке дыхания (трудно предугадать, насколько она затянется) перед тем, как нажать на большой спусковой крючок винтовки «вальтер».
И застыл.
Пассажир или пассажиры высаживались из вертолета с той стороны, которая была обращена не к нему, а к церкви.
Оторвавшись от прицела, он осмотрелся по сторонам, высматривая какое-нибудь укромное место, откуда можно было бы выстрелить. Годы практики научили его спокойствию. Никогда не бывает так, чтобы работу можно было сделать лишь одним способом. Горячку пусть порют любители. Если бы он позволял себе впадать в панику из-за возникающих трудностей, то не был бы преуспевающим профессионалом. Ему потребуется по меньшей мере пять минут для того, чтобы установить и расположить оружие и заново настроить телескопический прицел — это в том случае, если удастся отыскать более или менее ровную поверхность. Любое перемещение в направлении церкви увеличит расстояние между огневой позицией и тем местом, где его, согласно договоренности, должна ждать лошадь с коляской. Неважно — контракт есть контракт, а если Леванто его не выполнит, его репутация работника, не знающего неудач, серьезно пострадает.
Но чего он не мог, так это попасть в цель сквозь эту летающую дуру — даже если бы видел ее, эту цель. И топографически пригодных мест для стрельбы, куда он мог бы перебазироваться без серьезной потери времени, поблизости не было. Больше того, не было и гарантии, что человек, ради которого все это затевалось, находился на борту. Так что имелась серьезная опасность обнаружить себя впустую.
Между тем вращение винтов замедлялось. Вертолет намеревался задержаться здесь. По крайней мере на несколько минут.
И у Леванто появилась идея.
Инстинктивно пригибаясь под ветром от постепенно замедлявших вращение лопастей, Лэнг и Герт подошли к дверям монастыря, откуда несколько монахов с изумленным видом наблюдали за прибытием вертолета. Среди них Лэнг сразу узнал патриарха.
— Добро пожаловать в мою обитель, — сказал тот, повысив голос, чтобы его было слышно за ревом турбины. — Правда, я не ожидал, что вы явитесь так… э-э… эффектно. Если вы пройдете со мною…
Они пересекли тенистый монастырский дворик и подошли к дому, находившемуся на противоположной стороне. Там тоже пахло розами. Патриарх открыл украшенную искусной резьбой дверь и пригласил их войти. Они оказались в кабинете, который мог бы располагаться в любом доме любого уголка мира, но никак не соответствовал месту, где они сейчас находились.
Патриарх подошел к загроможденному столу и взял оттуда две тонкие пачки сшитых скоросшивателем бумаг:
— Если у вас есть несколько минут, я хотел бы кое-что объяснить.
— Будем благодарны.
Глава церкви помахал одной из пачек:
— Существуют две книги Иакова. Первая, несколько частей которой дошли до нас, называется протоевангелием. Она очень близка текстуально к Евангелиям от Матфея и Луки. Подозреваю, отцы ранних лет нашей церкви, составлявшие Новый Завет, отвергли его лишь потому, что в нем содержалось мало информации, если не считать поразительного незнания автором палестинской географии и иудейских обычаев. Больше всего этот текст походил на сочинение кого-то, кто сам не только не видел того, о чем рассказывал, но даже не имел доступа к достоверным преданиям. Это не то, что вы дали мне для перевода.
Лэнг молча ждал, стараясь не выказывать нетерпения.
— Вторая — та, которую вы привезли, — известна как Апокриф Иакова и передает состоявшийся после Воскресения разговор между Нашим Господом, Иаковом и Петром. Он тоже существует в нескольких фрагментах и на разных языках. Поскольку по меньшей мере первая часть, как принято считать, написана Иаковом, оригинал, вероятно, был написан на арамейском, а позднее переведен на греческий. Возможно, между ними существовала иудейская версия. Ваша — первая полная копия, вероятно, единственный экземпляр, где сохранились строки, отсутствующие в других. Я взял на себя решимость… смелость отметить их для вас. — Он протянул Лэнгу сколотые листки бумаги. — Боюсь, из-за содержания этих строчек кое-кто может причинить вам серьезные неприятности.
А то я сам этого не знаю.
Герт открыла было рот, но, передумав, шагнула к двери:
— К сожалению, мы должны спешить…
Патриарх улыбнулся:
— Американцы всегда спешат. А возможно, и весь современный мир.
Лэнг сунул бумаги за пояс:
— Сколько мы вам должны за то, что вы любезно потратили свое время на перевод?
Старик удивился, скорее всего по-настоящему:
— Должны? Это я вам должен за то, что вы позволили мне ознакомиться с таким редким документом. Настолько редким, что, думаю, вскоре мы многое о нем услышим. — Он немного помолчал. — Конечно, если вы пожелаете сделать пожертвование в монастырь…
Леванто вскарабкался по лестнице и толкнул крышку люка, открывавшегося на крышу. Закрыто!
Он толкнул сильнее — снова безрезультатно.
Выругавшись вполголоса на сицилийском диалекте, он спустился вниз и обвел взглядом комнату в поисках инструмента. Конечно, прежде всего напрашивался приклад «вальтера», но колотить им по упрямой двери значило бы наверняка сбить прицел или повредить затвор.
На глаза ему попалась пара сосновых стульев с плетеными сиденьями и спинками. Быстрым движением он схватил один из них за ножку и шарахнул об пол. Стул разлетелся, ножка осталась у него в руке.
Вновь поднявшись по лестнице, он принялся колотить ножкой по упрямой дверце. Его усилия оказались вознаграждены — несколькими ударами он выбил одну доску, потом другую.
Лэнг и Герт снова пересекли монастырь в сопровождении патриарха. Хотя инстинкты подсказывали, что надо торопиться, Лэнг не мог придумать сколько-нибудь убедительную причину для этого. «Гольфстрим» должен ждать их в Анкаре, и они покинут Турцию, прежде чем инспектор Азиз поймет, что их нет в Стамбуле. В то же время Рейлли знал из жизненного опыта, что колебания не только мешают, но даже могут полностью погубить.
Все сильнее нервничая, он то и дело поглядывал на часы, но старик, не замечая этого, рассказывал о библейском сюжете, изображенном на одной из мозаик. Судя по всему, он любил обитель и с удовольствием рассказывал о ней. Герт тоже слушала его с интересом, забыв о том, что сама только что предлагала поторопиться. А Лэнгу манеры, полученные с южным воспитанием, не позволяли прервать патриарха. И никак не удавалось придумать по-настоящему уважительную причину для того, чтобы прекратить эту неспешную экскурсию, если не считать чрезвычайно верного, пусть и не слишком грамотного афоризма, родившегося, как считалось, в войсках конфедератов и гласившего, что всегда лучше смыться, если еще можно смыться.