Секретный узник
Шрифт:
– Мы оставим будущим поколениям великую книгу! Пусть ее благоговейно раскроют немецкие руки через тысячу лет.
– Да, меня будут читать тогда, - безучастно отозвался Гитлер и отвернулся.
Гейдрих тут же понял, что выразился неточно.
– Я хотел сказать, - поправился он, - что великая книга должна быть вечной не только духом, но и в материальном своем облике. Нужно изготовить вечный экземпляр "Майн кампф".
– Как?
– Гитлер заинтересованно склонил голову набок.
– Из самых лучших ягнят чистокровной немецкой породы мы изготовим по способу древних германцев листы пергамента, а лучшие наши художники от руки перепишут на них священные слова. Переплет же можно изготовить из отличной высоколегированной крупповской стали!
– Пушечной стали!
– загорелся Гитлер.
– Так точно. На переплете будет вырезан герб рейха!
– Сталь тоже нужно сварить по способу древних германцев.
Гейдрих не был уверен, что древние германцы умели варить сталь, но тут же развил мысль фюрера.
– Немецкие горняки ручным способом добудут для этого руду, а шахтеры - уголь.
– Пусть это будут расово полноценные руки.
– Разумеется, мой фюрер. Каждый, кого допустят к почетной работе над книгой эпохи, будет предварительно проверен... Драгоценный фолиант будет помещен в основание обелиска с указанием для потомков: "Вскрыть через тысячу лет!"
– В этом есть нечто от обители наших северных богов, нечто от валгалы, Гейдрих. Обелиск из серого гранита, северная суровость... Или из коричневого? Я, пожалуй, сделаю набросок.
– Надпись, конечно, будет выполнена руническим письмом, - Гейдрих чувствовал, что выиграл сражение.
– А книга - готическим! Большие черные готические буквы!
– Прописные - красные, как кровь, мой фюрер.
– Нам с вами пришла в голову хорошая мысль!
– Это дух здешних гор осенил вас, мой фюрер, - скромно потупился Гейдрих.
– Берхтесгаден - сердце Германии.
– Сердце...
– задумчиво повторил Гитлер.
– Оно отдает приказ руке, сжимающей копье! Не мозг! Сердце! Германская кровь. Мы никогда не сможем заниматься большой политикой без прочного, закаленного, могучего ядра, образованного восемьюдесятью или ста миллионами немцев, проживающих в замкнутом поселении, - он расставил руки и медленно сомкнул их в виде круга.
– Следовательно, первой задачей является создание Великой Германии. Вокруг Великой Германии мы организуем систему мелких и средних вассальных государств, в которую войдут Прибалтийские государства, Польша, Финляндия, Венгрия, Югославия, Румыния, Украина и многочисленные южнорусские и кавказские государства. Это будет федеративная Германская империя, - он прищурился, словно пытался разглядеть, что скрывается за черным зазубренным контуром потонувших в тени скал.
– Да... Эти территории нужно заселить немецкими крестьянами, славян нужно частично уничтожить, а частично переселить в Азию, у остальных нужно отнять землю и превратить их самих в слуг господствующей германской расы.
На Востоке мы распространим свою власть до Кавказа или Ирана, на Западе нам необходимы Фландрия и Голландия, но мы не откажемся и от Швеции. Германия либо будет господствовать над Европой, либо она распадется на множество мелких государств. Третьего не дано!
Гейдрих читал "Майн кампф", но, слушая фюрера, он внимал этим знакомым словам как откровению, будто завороженный грандиозными перспективами, открывшимися вдруг в невидимой той дали за пиком Ватцманн.
– Вы говорили с Зейсс-Инквартом?
– нахмурился Гитлер.
– Да, мой фюрер! Австрийские СС...
– Австрийские? Как вы сказали, Гейдрих, - австрийские? Я не желаю слышать этого слова! Восточные Марки, Гейдрих! Запомните: Восточные Марки.
– Виноват, мой фюрер!! СС Восточных Марок готовы в любую минуту выполнить приказ своего фюрера. Зейсс-Инкварт просил заверить вас в этом.
– Она настанет, Гейдрих, будьте уверены. Двадцать пятое июля было лишь репетицией... Я знаю, что у нас там преданные друзья. Восемьдесят девятый штандарт СС вписал немеркнущие страницы в историю движения. Кальтенбруннер, Глобоцник - это настоящие рыцари идеи.
– Смею рекомендовать вам еще Скорцени, мой фюрер. Он хорошо себя проявил.
– Как вы сказали?
– Скорцени. Отто Скорцени.
– Хорошо. Я запомню это имя. Мне нужны преданные люди, жестокие, беспощадные. Природа жестока, поэтому и мы должны быть жестоки. Я могу послать цвет германской нации в ад войны без малейшего сожаления, что прольется драгоценная кровь... Тем большее право имеем мы устранять миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как мошкара... Гиммлер передал вам мое пожелание?
– Да, мой фюрер. Мы уже нашли подходящего человека для изучения вопроса.
– Кто он?
– Штурмбанфюрер СС Адольф Эйхман, весьма знающий офицер. Характера совершенно нордического. Между прочим, он тоже из Австр... Восточных Марок, мой фюрер.
– Покажите мне его как-нибудь, Гейдрих. Я хочу видеть этого человека.
– Слушаюсь, мой фюрер.
– Ну давайте, что там у вас...
– Гитлер поморщился и вновь отвернулся к окну, - с Тельманом?
– Одну секунду, мой фюрер, - Гейдрих подхватил портфель и достал папку с подколотым письмом гестапо. Оно было отпечатано в двух экземплярах: один находился в канцелярии фюрера и рейхсканцлера, другой у него.
– Согласно вашему распоряжению, мой фюрер, - Гейдрих встал, как для доклада, позволив себе лишь чуточку расслабить колени, - Тельман, как подследственный, оставлен в тюрьме Моабит и содержится в таких условиях в отношении обращения, питания и надзора, которые приняты в тюрьме.
– Знаю, - сказал Гитлер.
Гейдрих понимал, что фюрер достаточно хорошо осведомлен. Он вызвал его для разговора о Тельмане, поэтому, о чем бы ни: шла речь в начале беседы, фюрер неизбежно заговорит о коммунистическом лидере. Он всегда все помнит.
– Что с этими коммунистами, которые пытались устроить ему побег?
Ах, он об этом, обрадовался Гейдрих. Это забота рейхсмаршала Геринга, а мы свое дело сделали.
– Их судили, мой фюрер. Двое казнены, остальные отправлены на перевоспитание.
– Что?! Что вы говорите, Гейдрих? Какое перевоспитание?
– Это компетенция судебных органов, - спокойно ответил Гейдрих, но тут же добавил: - Мы в сопроводительных бумагах высказали пожелание: "Возвращение нежелательно".
– Другие попытки были?
– Нет, мой фюрер.
– Чем же тогда обеспокоено гестапо?
– Следует особо подчеркнуть, мой фюрер, - Гейдрих докладывал словами письма: он хотел лишний раз показать, что память у него не хуже, чем у самого фюрера, - что его жена, которая регулярно-приезжает из Гамбурга, помогает ему поддерживать связь с внешним миром. И это невзирая на установленный в тюрьме строжайший надзор, - он сделал паузу, чтобы Гитлер проникся смыслом последних слов, иначе могла последовать вспышка гнева.