Секс. Любовь. Свадьба
Шрифт:
Я прикасаюсь к ее щеке.
— Не засовывай пульки в рот, милая. Это вредно для здоровья.
Она медленно моргает. Опустив руки на мою рубашку, дочь водит пальчиками по шву воротника.
— Значит, я не умру?
— Нет. Не в ближайшее время.
— Почему тогда умерла Мара? Почему она не умерла попозже?
Я сглатываю ком, застрявший в горле. Глаза застилают слезы.
— Потому что Мара болела, — задыхаясь и тяжело дыша, произношу я. — Пришло ее время покинуть нас.
Ненавижу это объяснять. Даже когда Мара умерла, не мы с Келли рассказали об этом
Хейзел вздыхает.
— Ладно. — А потом быстро забегает в дом. Я слышу, как она кричит Элле, которая достает пиццу из духовки: — Как думаешь, если я съем пиццу, у меня в животе взорвется патрон?
Элла удивленно вздыхает.
— Глупышка, зачем ты их проглотила?
— Это был несчастный случай.
Возвращаюсь в дом и поднимаюсь на второй этаж. Я нахожу Келли в комнате Оливера, где (хотите — верьте, хотите — нет) он плачет, уткнувшись лицом в подушку. Келли поглаживает его руку, разговаривая с ним нежным голосом.
— Мы не злимся, приятель. Просто нужно быть очень осторожным со своими сестрами.
— Я не хотел на нее падать. Я не специально.
Закрыв глаза, я прижимаюсь лбом к дверному косяку. Он плачет не из-за Хейзел и патронов. Сын говорит о Маре, и я хочу, чтобы этот гребаный день закончился. Мне хочется запереться в комнате с бутылкой виски и выпить до дна эту чертову штуку.
— Мы знаем, Оливер, — уверяет его Келли. — В этом нет твоей вины.
— Но это так! — кричит он, отрывая подушку от лица и садясь. — Это моя вина, потому что я упал на нее, а потом она заболела раком и умерла!
Однако все было не так. Да, Оливер упал на сестру, и по этой причине мы, наконец, отвели ее к врачу. Но Мара начала хромать еще за несколько месяцев до этого случая. Я подумал, что нога у нее болит из-за быстрого роста, и махнул на все рукой. В глубине души Келли знала, что это нечто большее, и постоянно говорила мне, что мы должны принять меры. Прошли месяцы, драгоценные месяцы. И если бы я не был настолько упрямым, утверждая, что детям нужно закаляться, а не бегать к врачу по любому поводу, возможно, сегодня она была бы жива. Но Мара умерла, и если кто-то в этом и виноват, то, скорее всего, я.
— Она заболела не из-за тебя, Оливер, — уверяет Келли сына, пытаясь удержать его, но он продолжает отталкивать от себя ее руки. — У нее был рак еще до того, как мы узнали диагноз. Ты упал на нее, и это помогло обнаружить его. Мы должны благодарить тебя, потому что у нас было с ней больше времени.
— Нет, ничего подобного. — Он плачет, закрыв лицо ладонями, высвобождая гнев и печаль. — Она умерла.
Ни один десятилетний ребенок не должен чувствовать себя виноватым, считая, что именно его действия стали причиной смерти сестры. Ни одни родители не должны брать на себя всю эту боль и делать вид, что все в порядке, когда в глубине души чувствуют, что в тот день они подвели своих детей.
Я хочу, чтобы эта боль исчезла. Хочу перебороть эти эмоции, с которыми никто
Мой гнев нарастает, разжигая пламя вины. Я больше не могу это игнорировать. Груз вины тянет меня ко дну. Зайдя в нашу спальню, я хватаюсь за сердце, ловлю ртом воздух и чувствую себя загнанным в ловушку. В воспоминаниях всплывает образ безжизненной Мары на моих руках.
Я не знаю, сколько времени проходит, когда Келли появляется передо мной. Она берет мое лицо в свои руки.
— Поговори со мной, — умоляет она.
Я не могу. Не хочу этого.
— Ты закрываешься от меня. Это не жизнь, Ноа. Это выживание. Лучше я утону в твоей жестокости, чем задохнусь от твоего молчания.
Я лучше умру, чем почувствую эту боль.
ГЛАВА 20
Келли
Конец
(Ночь, которая нас уничтожила)
*
Дневник, я думаю… Нет, я боюсь, что смерть Мары полностью уничтожит нас. Это невыносимо. Мое терпение на грани из-за молчания Ноа. Оно плещется через край, и я знаю, что в какой-то момент сломаюсь, что эта стена, которая выстраивается между нами, станет нерушимой. На него уже тяжело смотреть. Боль Ноа так заметна, что даже если он и пытается ее скрыть, я вижу, насколько она свежа и остра. И я ничего не могу с этим поделать. Я знаю, что в какой-то момент между нами произойдет разговор, и уверена, ничего прекрасного в нем не будет.
Я так просила его рассказать о том, что случилось с Оливером и Хейзел, но он закрылся от меня и отказался разговаривать. Эта ситуация так напоминает ту ночь, когда умерла Мара. Все началось со слов: «Мы оттягиваем момент, Кел. Мы больше не можем так с ней поступать». Это был последний раз, когда Ноа говорил со мной о Маре.
Разве сейчас с нами происходит не то же самое? Ты помнишь ту ночь, дневник? Я писала о ней. Все здесь, на этих страницах. В мельчайших подробностях.
*
Обычно я не перечитываю то, что написала. Но сегодня я перелистываю страницы назад. Возвращаюсь к той, которую никогда не осмеливалась прочитать снова. Не знаю, почему делаю это. Может быть, чтобы вспомнить мою драгоценную белокурую малышку, у которой слишком рано отняли жизнь.
Мне требуется некоторое время, чтобы найти необходимую запись, но потом я, словно по велению рока, вновь перечитываю события той ночи. Глубоко вздохнув, я провожу пальцами по потрепанным страницам, исписанным чернилами. А затем читаю то, что написала в тот день. В день ее смерти, двадцать восьмого августа.