Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии
Шрифт:
Пусть моя приворотная магия будет действенной!
Я привораживаю обратно!
С северо-востока, я привораживаю обратно;
С юго-востока, я привораживаю обратно;
Из джунглей Улаволы, я привораживаю обратно;
Из джунглей Тепилы, я привораживаю обратно;
Того, кто похож на лесную фею, я привораживаю обратно;
Из каменных груд, я привораживаю обратно;
От межевых каменных стен, я привораживаю обратно;
Из зарослей папоротника, я привораживаю обратно;
Запахом магии мяты, я привораживаю обратно;
Я привораживаю обратно рассудок твой, о, женщина!
Возвращайся к нам-матери-твоей.
Возвращайся к нам-отцу-твоему.
Стремительно войди в дом,
Вычесывай и рви мои волосы,
Ступи на мой пол,
И ляг на мою кровать,
Приди и переступи порог,
Приди и останься у твоей кучи отбросов,
Давай будем снова жить вместе,
В нашем доме.
Тут намерение, высказанное в зачине, ясно: вредоносная магия должна быть бессильной, добрая магия — эффективной. Гулёну зазывают назад с разных сторон света и
Глава XII
Эротические сны и фантазии
До сей поры мы изучали ту психологию пола, которая воплощается в стереотипном поведении, то есть в обычаях, институтах и в магии. Если выразиться кратко, то мы, желая узнать, как тробрианец относится к сексу, изучали его поступки. Теперь же нам необходимо перейти к таким проявлениям сексуальных чувств и представлений, которые можно обнаружить в снах, мечтаниях и сказках; то есть в вольных и устойчивых фантазиях о прошлом, о будущем, о дальних странах, но прежде всего - о жизни тробрианца в загробном мире. Эта глава будет просто записью собранных мной сведений, но необходимо помнить, что когда такие записи делают, то имеют в виду вполне определенные проблемы, и ментальные установки автора неизбежно влияют на написанное. Некоторые педанты от науки склонны пренебрегать любым проявлением широты знаний и интеллекта у непосредственного наблюдателя фактов. Теория должна быть изъята из полевой работы — вот их лозунг; но для меня это — всего лишь интеллектуальное лицемерие под маской пуризма. Наблюдения, сделанные мной, фиксировались не механическим средством или приспособлением, а моими собственными глазами и ушами, и контролировал их мой собственный мозг. На самом деле весь фокус с релевантным наблюдением как раз и состоит в этом самом контроле. Моя полевая работа совершенно неизбежно вынуждена испытывать влияние моих идей, интересов и даже предубеждений. Честный путь состоит в том, чтобы заявить о них, дабы их проще было проверить, а если представится нужным, то не принимать во внимание и отбросить. Другой путь состоит в том, чтобы скрыть их как можно искуснее.
Наблюдения, которые будут представлены в этой главе, были выполнены по большей части до того, как у меня возник интерес к психоанализу. В своей более ранней работе я смотрел на фольклор как на прямое отражение общественных и культурных условий. Когда я натыкался в фольклоре на определенную тему, тему инцеста или нарушения экзогамии, то понимал, что она представляет собой загадку, но не считал ее значимой. Я трактовал ее как исключение, подтверждающее правило, а не как ключ к дальнейшему исследованию распространенных общественных табу и наказаний. Я уделял мало внимания исследованию снов, мечтаний и вольных фантазий. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что сны у тробрианцев не играют той роли, которая им приписывается Тайлором и другими авторами, и после я уже о них больше не беспокоился. И только позже, когда присылавшаяся д-ром Ч.Г. Зелигманом литература, а также его советы послужили мне стимулом, я начал проверять фрейдовскую теорию сновидений, понимаемую как выражение «подавленных» желаний и «неосознанного», как отрицание признаваемых и принятых в обществе принципов и моральных норм. В ходе работы я пришел к пониманию важного соответствия между фольклором и фантазией, с одной стороны, и социальной организацией — с другой; мне удалось выявить в желаниях и наклонностях людей определенные скрытые мотивы, идущие вразрез с утвердившимся порядком их мыслей и чувств и на первый взгляд кажущиеся незначительными и непостоянными, а на деле имеющие огромное общественное значение [100] . То, что в ходе исследования я вынужден был гораздо больше отвергать, нежели принимать в психоаналитической доктрине, никоим образом не уменьшило мое чувство признательности к ней, а полученные мной результаты вне всякого сомнения показали, что даже та теория, которую в силу логики исследования приходится частично отвергнуть, способна и стимулировать, и вдохновлять.
100
Часть моих выводов я опубликовал в двух книгах: «Преступление и обычай...», а также «Секс и репрессии...» (Sex and Repression...)
Источник запретных чувств и наклонностей следует искать в определенных социальных табу конкретного общества. И неудача психоаналитиков, а на деле их явное нежелание воспринимать социальную организацию всерьез, почти полностью сводит на нет их собственные попытки применить свою доктрину к антропологии [101] .
Поскольку в дальнейшем никаких
101
Подтверждение этого аргумента читатель найдет в моей книге «Секс и репрессии...»
1. Сновидения
Самопроизвольные сны не имеют какого-то серьезного значения в жизни тробрианцев. В целом представляется, что туземцы сны видят, но редко, не испытывают к ним большого интереса, нечасто рассказывают о своих переживаниях, просыпаясь, и нечасто ссылаются на сны ради того, чтобы объяснить что-то в своих представлениях или оправдать какую-то линию поведения. Никакого пророческого значения обычным снам не приписывается, не существует и никакой системы или кода для их символической интерпретации.
Наш интерес затрагивает главным образом сексуальные и эротические сновидения, но чтобы понять их, необходимо иметь представление о том, как туземцы относятся к снам в целом. Но вначале нужно пояснить, что под «ординарными» или «произвольными» снами я имею в виду спонтанные видения, возникающие во сне в ответ на физиологические стимулы, настроения и эмоциональные переживания, воспоминания о минувшем дне и воспоминания о прошлом.
Именно из этого материала сделаны сны, приходящие к каждому живому существу. В тробрианской культуре, как я уже сказал, такие сны играют незначительную роль, явно редки и легко забываются.
Совсем иной род сновидений - те, что предписаны и определены обычаем. Эти приходят к определенным людям в силу их положения или какой-то задачи, которую те перед собой поставили; как следствие магии, которую они предприняли или которая была направлена на них самих; как следствие влияния со стороны духов. Таких стереотипных или стандартных сновидений ожидают, их надеются увидеть, на них рассчитывают, и этим можно легко объяснить частоту их появления, а также легкость, с которой они запоминаются. Следует отметить, что различение произвольных и стандартных снов не проводится туземной терминологией и не формулируется доктринально. Однако, как будет показано вскоре, разли- чение это пронизывает поведение туземцев и их отношение к снам в целом. В стандартных снах важнейшую роль играют видения духов умерших. Они являются людям во сне в определенные сезоны и при соответствующих обстоятельствах. Это, в сущности, один из главных способов, каким духи демонстрируют себя живым людям. Однако не все сны об умерших рассматриваются как правдивые. Видение может быть либо sasopa(ложью, иллюзией), либо реальным baloma(духом). Настоящие духи всегда приходят с какой-то целью и при таких обстоятельствах, когда их в самом деле могут ждать. Так, если недавно умерший человек является во сне своему живому родственнику и передает ему некое важное послание или предрекает ему смерть в скором будущем, то такой сон — правдивый. Или если известного провидца или медиума, общающегося с духами, посещают во сне, а на следующий день он оглашает полученное им послание, то никто не сомневается в реальности его видения.
Или когда люди отправляются на о. Тума и там во сне видят умерших родичей, то в сознании туземцев нет сомнений, что духи им действительно явились. Или, кроме того, в месяц milamala,когда духи умерших возвращаются в родные деревни, они обычно являются во сне главе общины или какому-то другому знатному лицу и передают ему свои пожелания. Не- сколько таких ночных визитов случилось и во время моего пребывания на Тробрианах [102] .
Временами имеет место замещение, как в случае со старой женщиной, явившейся своему сыну и сказавшей ему, что она мертва, тогда как в реальности то была мать другого парня, работавшего на той же заморской плантации, умершая на далеких Тробрианах. Но существуют еще видения мертвых друзей и родственников, говорящих ложные вещи, пред- рекающих события, которые никогда не случаются, или ведущих себя непристойным образом. Такие сны не вызываются духами, которые, как говорят туземцы, не имеют с ними ничего общего, и сны эти ложны.
102
См.: Балома... Разд. 3
Другой важный тип сновидений, где участвуют духи, это такие сны, которые вызываются какими-то обстоятельствами самого спящего. Если в снах во время milamala,или при посещении острова духов — Тумы, или сразу после смерти какого-то человека видят недавно умершего, то в данном, особом, типе сновидений активны духи старинных предков. Так, когда должен родиться ребенок (см. гл. VIII), появляется дух женского предка и объявляет о грядущей инкарнации. Более важными являются визиты духов тех предков, которые ассоциируются с искусством магии, где духи играют важную роль. Многие заклинания начинаются с перечисления людей, когда-то владевших этой магией. Такие списки имен предков — пожалуй, наиболее универсальная черта тробрианских заклинаний. В некоторых магических обрядах духи получают подношения еды, сопровождаемые короткой мольбой; в ответ они выказывают заинтересованность в цели обряда и общаются с заклинателем, тем самым влияя не только на обряд, но и на конкретную деятельность, с ним связанную. Ведь заклинатель в большинстве случаев должен не просто произнести заклинание и исполнить ритуал, но и полностью контролировать ту практическую деятельность, с которой связана его магия.