Секториум
Шрифт:
— Что это он? — удивился Миша. — Я ж не фуфло продаю, натуральную Макаку! Где он вторую такую найдет?
— Все! — заявила я в тот день. — Только попробуй увезти его гулять дальше забора!
— Все продумано, мать! — успокоил меня Миша. — Диспетчера из него все равно не выйдет. Отдадим в цирковое училище.
Причем здесь училище, я не понимала тогда и не поняла до сих пор, но догадалась, почему шеф возложил на Имо надежды, связанные с диспетчерской работой: хорошо отлаженный природой организм в сочетании с хладнокровием ценится там, где решают пространственны задачи, требующие хорошей реакции. Тонкие и умные машины легче понимают оператора с родственным биологическим свойством.
С Джоном ситуация
За странности натуры Джона недолюбливали одноклассники, но учителя сохраняли спокойствие: «Такое существо, как Джон всегда будет отторгнуто коллективом, — утверждали они. — Это нормально. Он должен привыкать». Я не понимала причины отторжения. Как должен был вести себя Джон, чтобы заслужить репутацию нежелательного в компании человека? Впервые на мысль меня натолкнула Ольга Васильевна:
— Больше не проси меня посидеть с Джоном, — заявил она. — Я с ним одна больше не останусь. Он все время на меня смотрит. Так странно смотрит!
— Вы бы с ним поиграли, поговорили. Он любит поговорить…
— Нет, — отрезала Ольга Васильевна, — и не проси.
— Джонни, почему ты так смотрел на тетю Олю, что она напугалась? — спросила я у ребенка. — Почему ты не захотел пообщаться с ней?
— Я общался, — ответил Джон, — старался ее познать, она не давалась.
— Почему ты не попросил ее рассказать о Земле? Тебе же нравятся мои рассказы.
— Потому что мне нравятся твои рассказы, — напомнил мальчик.
— Но ведь тетя Оля рассказывает не хуже.
— Но ведь тетя Оля мне не нравится, так как ты.
Сначала я смеялась, представляя себе, как Джон «познавал» пожилую даму, подробности биографии которой в Секториуме утрачены за давностью лет. Потом стало не смешно. Жутко было представить, какими приемами контакта владеет этот мальчик, и какого рода информацию получает без ведома собеседника.
Документально мистер Джон Финч числился мутантом на базе альфа-сигирийской расы. «Джа» — звали его на Блазе, так как гласные в конце имени у альфов и бэтов — свидетельство уважения. Зэтов это правило не касалось. Только я давно заметила, как, общаясь между собой на «сиги», наши пришельцы почему-то называют Индера — «Ида», а Адама — «Ада». Мой Джа к концу учебы даже внешне стал похож на альфа. Что-то нечеловеческое появилось в глазах. С каждым годом мы все реже получали замечания о генетическом несоответствии в паспорте. К счастью, контактеры субгармонального уровня имели право на мутацию, и скрывать свое истинное происхождение тоже имели право. Но если к нам все-таки цеплялись, мы предъявляли Булочку, и все внимание переключалось на нее. История этого существа — разговор особый.
Сначала было горе. Сколько я ни пыталась поселить в модуле зверька, получалось одно расстройство. Я перетаскала туда всех бездомных и приблудных, щенков и котят, выпрашивала себе сосем маленьких, в надежде, что им легче будет привыкнуть, — на другой день их приходилось возвращать наверх. В модуле не прижилась даже морская свинка. Всякое зверье, попав туда, беспокоилось, отказывалось от пищи. В итоге все соседи были одарены живностью, а мне пришлось расстаться с идей от греха подальше.
Прошло время. В окрестностях сменилось несколько поколений моих пристроенных питомцев. Имо подрос, и, как выяснилось, унаследовал мою склонность тащить зверье в дом. С другом Иваном, лазая по свалке, они подобрали котенка, крошечного, тощего и чумазого. Сначала баловались с ним на улице, а потом принесли домой. Вернее, Имо принес. Не будучи обременен моим печальным опытом, он взял его прямо в модуль, как ни в чем не бывало, положил на тумбочку и лег спать.
На другой день я нашла в холодильнике банку сметаны и удивилась. Ребенок сам пошел в магазин и купил сметану. В этом поведении было что-то странное, но не настолько, чтобы выяснять причину среди ночи. К утру я забыла. Потом со стены пропала хлебница. Я опять пришла домой поздно, села пить чай и не увидела на стене привычной детали. Хлебница была декоративная, использовалась для праздничного стола, а в другие дни просто украшала интерьер. Я удивилась еще раз и пошла наводить ясность. Имо спал. Мое появление на пороге комнаты его разбудило. Выслушав вопрос, Имо указал на тумбочку и опять уснул.
Действительно, хлебница стояла на тумбе у кровати. На дно была постелена салфетка, на салфетке лежала Булочка. Сначала я не поняла, что это. Потом не поверила, что это живой зверек. Вынесла на свет что-то мягкое и теплое, а оно раскрыло глазки и зевнуло.
Существо имело хлебный окрас: белый живот и рыжую спинку. Оно жило в модуле вторые сутки, отсыпалось и отъедалось сметаной, а я не смогла поверить в такую ахинею, и пошла к Индеру за разъяснением.
— Что тебя удивило? — спросил Индер. — Среди них тоже встречаются информалы. Считай, что тебе повезло. Ты же хотела держать животное.
Так у нас завелась кошка, которая получил кличку «Булка», а любая емкость, в которой Булка спала или путешествовала, отныне иначе как «хлебницей» не называлась. И не было на свете более покладистого и терпеливого существа. Даже после того, как я помыла ее шампунем, Булочка не разочаровалась в человечестве. Она облизала себя до кончика хвоста, перебралась из хлебницы на подушку и уснула, прижавшись к моей щеке.
Каникулы кончились. Имо заявил права на свою кошку и увез ее на Блазу, где Булочка чувствовала себя также отменно как на родной помойке. Также хорошо она чувствовала себя в дороге и, наверно, как феномен, заслуживала изучения. Только мы по отношению к ней вели себя как нормальные люди: погрязли в собственных проблемах, не замечая ничего вокруг.
Глава 3. БЫТИЕ И БЫТОВУХА
— Природа первична. Не Бог сотворил бытие. Эта истина очевидна для тех, кто видит, но не для тех, кто верит. Вам сказали, что Бог первичен, и вы закрыли глаза, потому что глаза заставляли вас сомневаться. Я говорю, что первична природа. Она сотворила Бога, а затем, посредством Бога, самого человека, для того чтобы человек разумными руками продолжал творить разумную природу бытия, — Сириус перевел дух, аудитория осмысливала услышанное.
«В худшем случае, нам придется набрать новую группу «апостолов», — подумала я. — Эта скоро придет в негодность. В лучшем — они осмыслят сказанное раньше наставника и тогда бытие не покажется Сиру нирваной». Не тут-то было. Отец Сириус собрался с мыслями раньше, чем публика всплыла из философской глубины. Он с хрустом облокотился на профсоюзную трибуну, служившую некогда в учреждении, где мы арендовали подвал.