Семь колодцев
Шрифт:
Это была целая философия жизни. Временами я даже завидовал ему. Ни забот, ни хлопот. Как бабочка, беззаботно порхаешь по жизни, садясь то на один цветок, то на другой, и тебя не волнует ничего, кроме собственной ненасытной утробы.
Но если водка течет прямо из крана на кухне — все довольно быстро теряет смысл. Старые мотивы, которыми всегда руководствовался, которые наполняли твою жизнь, уже не работают. И наступает пресыщение, апатия…
Итак, я решил выбить из-под его огромной дряблой задницы стул, на котором он сидит, заставить его встать и оглянуться: а
Я должен был сначала лишить его бытие главного стержня, на который были нанизаны, словно бумажки-пропуска на штык красноармейца у входа в Смольный, все его помыслы, а потом уже наполнить его безмозглое порхание абсолютно новым, на этот раз осмысленным содержанием. Ведь водке, несомненно, потребуется замещение, поскольку не один человек не может жить без идеи, пусть даже самой ничтожной…
Постепенно мои надежды стали сбываться. Вовочка по-прежнему прикладывался к волшебному крану, но делал это все реже и все неохотнее. Когда я к нему заходил, он, несмотря на свежий сине-зеленый румянец запоя на лице, выглядел каким-то трезвым, подавленным, потерянным.
Помню, как-то позвонил он мне на работу через секретаршу и говорит:
— Сашка, спаси, за мной следят!
— Кто следит?
— У меня по всей квартире установлены жучки!
— Откуда ты знаешь?
— Я постоянно слышу голоса, которые говорят обо мне.
— Ты и сейчас их слышишь?
— Да. Помоги от них избавиться!
У меня в кабинете сидели люди, и мне не очень-то было удобно обсуждать при них симптомы белой горячки. И все же я поспешил дать Вовочке один дельный совет:
— Есть один способ раз и навсегда отключить в твоей квартире все жучки и магнитофоны… У тебя на кухне большие настенные часы…
— Ну?
— Поставь часовую стрелку ровно на двенадцать, а минутную — на шесть. Давай!
Вовочка загремел стулом. Через несколько секунд взял трубку.
— Поставил? — уточнил я.
— Поставил.
— Голоса слышны?
— Теперь нет.
— Ну вот и хорошо. Звони, если чего…
Я, конечно, же стебался, но тем не менее…
В последний раз я застал Вовочку с гаечным ключом, он пытался повредить водопроводные трубы.
— Что ты делаешь? — Я перехватил его опухшую руку и отобрал ключ.
— Хочу от нее избавиться!
— От кого?
— От водки!
Я внимательно посмотрел на друга. Он выглядел живым трупом, двигался как лунатик, разговаривал за-торможенно, с сильным заиканием. От него воняло так, как, наверное, должно пахнуть новейшее отравляющее вещество массового поражения, за волшебную формулу запаха которого Пентагон наверняка отвалил бы целое состояние.
— На твоем лице печать смерти! — сказал я гамлетовским тоном и многозначительно перекрестился.
— Правда?! — Он перепуганно схватился за щеки. Потом суетливо осенил себя три раза крестным знамением.
— Еще пару дней — и ты в аду! Вовочка опустил голову.
— Я и сам это чувствую!
— Ну и что собираешься делать?
— Как что? Не видишь, хочу от нее избавиться?
— От кого?
— От
Я, нахмурившись, заглянул ему в глаза.
— Ты действительно этого хочешь?
— Да-а-а!!! — Он заорал на весь дом, а потом в ужасном припадке стал царапать ногтями свое лицо, стараясь разодрать его в клочья. — Я не могу больше пить! Сашка, спаси меня от этого пара… ненормального барабашки! Я никогда не буду больше пить! Клянусь!
Он рухнул на пол и стал по нему кататься, а потом принялся со всей силы биться головой о стену, будто пытался проделать в ней дыру. Казалось, весь дом ходит ходуном. Мне с большим трудом удалось его успокоить.
— Ладно, я посмотрю, что можно для тебя сделать, — сказал я. — У меня есть знакомый колдун — он занимается черной магией, сейчас приду домой и ему позвоню. Он может все!
— Позвони, пожалуйста!
— Позвоню, позвоню. Иди, ложись спать. Когда проснешься, все уже будет хорошо.
Вовочка заплакал и, размазывая по щекам слезы и сопли, поплелся в свою комнату. Я видел, как на его рваных тренировочных штанах расползается влажное пятно. Описался. Действительно, пора прекращать не на шутку затянувшийся эксперимент. А то не ровен час…
На следующий день все было кончено. Из крана вновь потекла обыкновенная вода. Вовочкин отец даже расстроился — он уже успел наладить кое-какую торговлишку — продавал водку в разлив у железнодорожной платформы. У него даже появились милицейская и бандитская «крыши».
Постепенно Вовочка стал приходить в себя. Я пригласил врача, и тот помог несчастному совладать с муками жестокого похмелья. Потом я притащил Вовочке много всякой еды.
Через пару дней больной явно пошел на поправку.
— Скажи честно, выпить хочется? — спросил я однажды Вовочку.
— Ни капли! — отвечал он убежденно. — Я с этим завязал раз и навсегда!
— Что ж, тогда слушай… — И я рассказал Вовочке, как все подстроил. Он слушал меня с открытым ртом.
— Во, бля! Вот это да! Вот это эксперимент! Ну ты даешь! Копперфильд! Да тебе за это Нобелевскую премию надо дать!
— Я и сам так думаю! — отвечал я не без гордости. Вовочка на минуту задумался.
— На самом деле я тебе очень благодарен! — сказал он вполне искренне.
Еще через неделю Вовочка был совершенно здоров. Пора было приступать ко второму, главному этапу.
38
Дело было в Нижнем Новгороде, откуда Вера на самом деле родом. Она разведена, бывший муж, бандит, долго с ней судился из-за сына, в конце концов смог каким-то непостижимым образом процесс выиграть и навсегда уехал с ребенком на Кипр, где открыл вместе с дружками ресторан. Правда, не стал претендовать на квартиру. Настала глухая нищета. Три года она не могла найти работу и тут вдруг устроилась в туристическое агентство секретаршей директора. Ей пообещали баснословную для ее города зарплату — пятьсот долларов чистыми. Она не верила в такое счастье, готова была работать круглые сутки. Даже по вечерам ходила на ускоренные компьютерные курсы. Впрочем, работы было не так много…