Семь кругов яда
Шрифт:
– Убийцей! Наемником! Банду возглавлял! Выбивал долги из должников! Грабил в подворотнях! Палачом! Тюремщиком! Похищал людей и требовал выкуп!
– раздалось со всех сторон, намекая на то, что их родственники точно не будут против сетевого. Это будут первые родственники, которые всеми руками окажутся «за», даже не зная, что такое «сетевой». В моей жизни доходило до абсурда. «Проститутка? – переспрашивает престарелая тетка. – Фух, а я боялась, что в сетевой тебя занесло! Не пугай так!»
– Вопрос осуждения снимается с повестки!– радостно выдохнула я,
– Не будет брать – открутим глаз! – рявкнул боевым голосом одноглазый, Повязка на глазу намекало, что он уже имел дело с местным сетевым, и о методах слегка наслышан.
– Привяжем! А потом… - потер ручища бородатый мордоворот, зловеще улыбаясь щербатым ртом. – Нет, а что не так-то?
Два часа я объясняла принципы вежливого общения с клиентами, а потом не выдержала и схватила со столика канделябр, и вооружившись им на манер дубинки. Передо мной стояло два бугая, один из которых изображал упрямого клиента, а второй – вежливого продавца.
– Здрасьте! Меня зовут Мясник! Не соизволите ли вы, уважаемый Трупоед, - мялся вежливый продавец, перетянутый черными ремнями, искоса поглядывая в сторону приоткрытой двери. – Посмотреть наши продукты… Уж больно они хороши!
Я утвердительно кивала в такт словам, пристально глядя на парочку, которым если и хотелось в институт благородных девиц, то исключительно с целью сделать девиц неблагородными. Если я – Повторение – мать учения, то где-то в соседней комнате слышался вкрадчивое и тихое мурлыканье Звиздюля – Отца любой науки. Нет, ну хоть - не мать одиночка. И то хорошо.
– У нас есть… - мялся продавец, снова бросая взгляд на меня, а потом в шпаргалку. – Ентот… Как его… Бользам для морды…
– Катись ты со своим «бользамом!», - рыкнул «покупатель», потирая щетинистый подборок. – Я пошел! Мне некогда! С дороги! У меня уже все есть! Засунь себе в задницу свой «бользам»!
– Сейчас я тебе покажу! – зловеще ответил Мясник, злобно прищуриваясь.
– Полегче! – предупредила я, потрясая уже погнутым канделябром в уставшей руке.
– Да я показать ему хотел! Мыло для задницы! – огрызнулся Мясник, свирепо сопя, а потом снова глядя в шпаргалку. – Простите, не буду задерживать! Всего хорошего! Шоп ты сдох, как собака на дороге!
Последние слова были сказаны так, что даже мне захотелось бы прибавить шагу, а потом перейти на резвый бег, пытаясь убраться подальше от «вежливого продавца».
– А почему-у-у бы тебе не показа-а-ать приме-е-ер? – послышался голос позади меня, а на стол легла бумажка с ценами. Руководство опять взялось за старое, принимаясь руководить по моей талии!
– Я с тобой не разговариваю! – процедила я, вспоминая жестокую иллюзию.
– Отли-и-ично! Молча-а-аливая и поко-о-орная! Прямо, как я люблю-ю-ю! – сладенько мурлыкнули мне в ухо, заставив слегка вздрогнуть от приятного, щекочущего ветерка чужого дыхания. –
– Я же сказала, что с тобой не разговариваю! – сглотнула я, сжимая покрепче канделябр, осиротевший на один подсвечник в процессе обучения. – Иллюзия – это мерзко!
– Весь ми-и-ир иллюзия, цвето-о-очек, - снова прошептали мне, усмехаясь в тот момент, когда я слегка приподняла свою указку. – Деньги – это иллюзия бога-а-атства… Охра-а-ана – иллюзия защи-и-иты… Дворец – иллюзия до-о-ома… Сочу-у-уствие – это иллю-ю-юзия понима-а-ания… Доброта-а-а – это иллюзия эгои-и-изма…
– А любовь? – усмехнулась я, опуская на стол свое воспитательное оружие.
– А любо-о-овь – это просто иллю-ю-юзия… - я почувствовала смешок в своих волосах. – И щито поде-е-елать? Та-а-ак мы бу-у-удем мириться?
– Я что-то не услышала волшебных слов! – подняла брови я, осторожно снимая чужую руку со своей талии. Ученики, которые репетировали и обсуждали, кривясь от улыбок, все пройденное, его почему-то не смущали. – Где «прости, пожалуйста, я больше так не буду»?
– Я говорю мири-и-ится! – мурлыкнул голос. – Причем мири-и-ится со мной приде-е-ется тебе… Просто смири-и-ись. Вот такой пердюмонокль!
– Слышь, - раздался сиплый голос очередного «продавца», - купи своей бабе! Она тебе тогда точно даст…
Я зыркнула на парочку, те поймали мой взгляд.
– … эм… что-нибудь пожрать! Вкусненькое! Бабы любят, когда им на морды что-то намазывают! «Бользамы» и прочие вонючки… Эм… - тут же исправились ребята, продолжая свой великосветский раут под присмотром канделябра.
Я молча взяла со стола прайс, пробежала глазами, понимая, что цены у нас далеко не заоблачные… Я бы даже сказала, что доступные. Сначала я написала цену на три монеты больше, а потом зачеркнула ее и поставила реальную. Мы еще, не открылись, но уже распродаемся!
– Мне нужно отлу-у-учиться, - достаточно громко произнес принц гадский, глядя на несчастных, заучивающих наизусть написанные мною фразы. – Ненадо-о-олго! Дела-а-а! Цвето-о-очек остается за ста-а-аршую!
С галерки донесся недовольный ропот, перерастающий в рокот по залу. Кто-то смачно сплюнул на пол, в знак протеста против рыжего матриархата.
– Мое реше-е-ение не оспа-а-ариевается! – вздохнул Эврард, опустив ядовитые глаза и поглаживая пальцем изувеченный мною канделябр.
– Я понима-а-аю, что вы расстро-о-оены…
Канделябр перекочевал в его руку. «Бабу? За старшую?», - бушевала банда, стуча кулаками по столу.
– Опеча-а-алены, - перебивая рокот возмущения, среди которого раздавалось: «И чтобы нами баба командовала? Да ни в жисть!». – Огорче-е-ены…
С той же самой галерки снова раздался плотоядный голос: «Цыц, ребята! Мы с ней быстро поладим!», перекрываясь довольным ржанием, которому позавидовало стадо коней.
Я даже моргнуть не успела, как тяжелый канделябр, прицельно точным движением устремился через весь стол с ускорением, которое здесь сумеют рассчитать по формуле лишь через пару - тройку столетий.